Значит, говорите, физическая близость все решила бы? Что ж... похоже, кое-кого ждет большой сюрприз.

Герцог отсутствовал всего несколько минут, но они показались мне вечностью. И когда он вошел, — стремительно, торопясь поскорее вернуться, испытала безмерное облегчение. И решимость.

Пора со всем разобраться. Избавиться от проблем, тайн, недомолвок, стоявших между нами. И лучшего времени для откровенности не найти.

— Яна, ты как?

Встала, не дожидаясь приближения Алистера. Меня словно сильным, невидимым потоком толкало ему навстречу. Подойти, прижаться, обнять сильно-сильно, слить с ним, стать единым целым… Каждый шаг казался вечностью, я шла к нему, как во сне, и остановилась, лишь когда уткнулась в его грудь.

Вскинула голову навстречу темнеющему взгляду.

— Хорошо. Теперь — хорошо.

— О чем ты сейчас думала?

Надо же, все замечает.

— О последних словах Тамсин, — призналась честно.

Мужчина резко выдохнул, поймал мое лицо руками, пристально вглядываясь, будто впитывая в себя то, что видел. Большие пальцы на мгновение сжали мои виски, потом один из них скользнул к губам. Провел по ним, невесомо, нежно, и двинулся ниже — к ямке у основания шеи, где учащенно, неистово билась жилка.

— Я бы многое отдал Яна, чтобы оказаться твоим мужем, — произнес он хрипло, и я замерла, потрясенная силой, прозвучавшей в этих словах.

Многое отдал бы...

Отдал бы…

Многое…

И как-то сразу потеряли смысл, стали не нужны все объяснения, выяснения отношений. Мы поговорим, обязательно поговорим… Но потом.

А Вэйден все смотрел и смотрел в мои глаза — не отрываясь. Под его взглядом в груди рождалась горячая волна, поднимавшаяся к шее, лицу.

— Ал…

Он наклонился, коснулся губами моих губ, ласково, осторожно, будто боясь обжечься. Но я не хотела сейчас ни мягкости, ни нежности — когда угодно, только не сейчас. И, стиснув, смяв его рубашку в ладонях, призывно прильнула к нему.

Мир потускнел, отдалился. Существовал только он — мой мужчина, заслонивший собой все. Не осталось ничего, кроме его плеч, жара упругого, сильного тела, прижимающегося к моему, влажной шелковистости его языка, шума в ушах, изнуряющей сладости во всем теле. И еще, его неповторимого запаха, который хотелось пить и пить.