Светлый фон

— Вашим беззакониям! — крикнул один из присучивающих господ и остальные ободряющим гулом поддержали его.

Волков повысил голос и снова заговорил:

— Господин обер-прокурор вчера просили обосновать мои действия и представить доказательства преступлений, что творились в городе.

— Ничего здесь не творилось, — снова кричал кто-то, — мы тут жили, и всё было прекрасно, пока ты тут не появился.

— Убирайся отсюда, пёс ланнский.

И снова волна неодобрительного гула покатилась по залу.

— Мы, земля Ребенрее, имеем свои законы и правителей, уезжаете в свой Ланн.

Ни председатель городского совета, что сидел по правую руку от обер-прокурора, ни он сам не останавливали крикунов. И тот, и другой смотрели на Волкова мрачно и спокойно с едва заметной тонкой усмешкой, как на уже осуждённого, который вздумал ещё потрепыхаться.

Волков понял, что эти крики не остановить, они часть игры. И тогда он просто сел на стул, который принёс Ёган, и стал ждать, пока крикуны не накричаться.

— Каков наглец! — кричали нобили.

— Ваше поведение вызывающе!

— Вы сели перед городским советом и обер-прокуроров без разрешения.

Волков сидел и молчал, он был спокоен, а Ёган стоял ни жив ни мёртв от страха.

— Вы проявляете неуважение! — продолжали кричать городские господа.

— Вы нежеланный гость в нашем городе!

Наконец, обер-прокурору это всё надоело, он что-то шепнул председателю, и тот поднял руку, крики стихли, а председатель произнёс:

— Господа, давайте дадим этому… господину высказаться. Нам все интересно, как низко мы пали в бездну беззакония. Ну, говорите, кавалер.

Его слова снова вызвали неодобрительный гул, но Волков понял, что теперь сможет сказать то, что хотел. Он назло городским господам да и самому обер-прокурору не поднялся со стула, а только поднял вверх руку, давая знак ротмистру. Брюнхвальд тоже поднял руку, и тут же в ратушу пошли солдаты, и несли они кипы одежды. Одежда была старой, рваной, гнилой и ветхой. Там были сапоги и плащи, колеты расшитые и нижнее бельё. Всё, всё, всё, что носят или носили люди. Солдаты стали раскладывать её, бросали кучами прямо перед столами, за которым восседал городской совет.

— Что это?

— Что это за хлам?