Будущее наступило. Она сделала это – отдала свою сущность Ваану, и он смог вернуться домой. В его – в их – странный мир с лиловым небом. В другое измерение, полное кристаллов, на планету, освещённую звездой, которая кажется фиолетовой от пыли в атмосфере. На землю, где никогда не бывает темно, потому что даже после заката блеск кристаллов танцует с тенями по долине, где живёт её… отец.
Теперь-то она помнит. И Ваану, обретающего тело, отдалённо похожее на человеческое – вся его кожа похожа на переливающийся кристалл, и под определённым освещением он кажется хрупким, но Мари знает, что нет никого крепче, чем её создатель. И его улыбку, когда он осматривал родную планету после долгого отсутствия, радуясь, что последствия катаклизма, миллионы лет назад обрушившегося на этот мир, исчезли. Впрочем, о каких миллионах лет может идти речь – на этой планете нет времени, и он, Ваану, и ему подобные, могут легко менять его ход, поэтому, кажется, они и оправились от местного конца света так быстро…
Ему подобные. Точно, они там тоже были – оказалось, что у Ваану даже есть семья; Мари помнит его сестру – ещё менее похожую на человека, завораживающе красивую и очень печальную, расспрашивающую брата о Земле с какой-то тоской во взгляде сияющих жёлтых глаз.
А ещё там была Вечное. Всегда раздражённая, несколько раз порывающаяся уйти от создателя, заменившая Марикете одновременно мать и старшую сестру, спрашивающая Ваану, почему он не смог просто поглотить их обеих и избавить от этой тюрьмы – но сама Мари не чувствовала себя в тюрьме, она знала, что всё правильно, и была благодарна Ваану за то, что он сумел сохранить её сущность… Ваану признавался, что это было нелегко – что ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы восстановиться после того, как он заново отделил их обеих от себя. И ещё он говорил, что сделал это из достаточно эгоистичных побуждений: хотя и Вечное, и Марикета были его частью с самого начала, он постоянно чувствовал в себе их присутствие. И просто не мог нормально существовать с обуревающими его человеческими эмоциями – с пылающим пламенем ярости и обиды Вечного и с тоской Марикеты.
А Марикета даже не могла понять, отчего тоскует. Вечное порой смотрела на неё с сочувствием, качала головой и отказывалась отвечать на вопросы – а Мари задавала их постоянно. Пожалуй, из них троих Мари чувствовала себя самой неполноценной, остро ощущая боль в сердце, будто потеряла что-то жизненно важное, будто бы оставила за спиной кого-то очень нужного, но никак не могла вспомнить, что с ней случилось, почему иногда ей бывает так плохо, и почему по ночам ей снится далёкий остров посреди лазурного моря, белоснежный песок, такой мелкий, что в нём утопают ноги, и небо, синее-синее, такого невероятного оттенка, как… Как… Как что-то ещё, что она так сильно любила.