Так что Мари поднимается на колени на постели, кладёт ладони на его плечи и тянется к его губам. Целует мягко, будто пытается убедить, что всё нормально, что она никуда не собирается и точно не бросит его ещё раз.

Только это нихрена не работает: Джейк отвечает на поцелуй жёстко и грубо, давая понять, что вообще не верит ей. И разве можно его за это винить? Вряд ли Марикета сама поверила бы себе в этой ситуации.

Мари может только расслабиться, позволяя ему делать всё, что ему хочется и всё, что ему нужно. Только помочь ему стянуть рубашку, только скользнуть губами по его плечу, вцепиться ногтями в его спину, когда его руки задирают её футболку и накрывают грудь, когда пальцы зажимают соски, пуская по всему телу разряды тока. И так хочется прижиматься ещё ближе, чувствовать его обнажённую кожу под своими ладонями, гладкую и горячую, и он весь – такой близкий и недосягаемый, такой чужой и родной одновременно, будто между ними всё это в первый раз, будто бы их ничего не связывает, и они – не они вовсе, а всего лишь посторонние люди, отдающиеся порыву страсти.

Наваждение рассеивается на несколько мгновений, когда он стягивает с неё футболку, потому что потом в прикосновении его губ к её шее снова скользит их привычная, болезненная близость. Но это длится совсем недолго – пока Джейк не смотрит в её глаза, и Мари думает, что вот этот мужчина рядом с ней – точно не её муж, а кто-то другой, потому что Маккензи никогда не смотрел на неё так.

И, когда пуговица-кнопка на её джинсах расстёгивается, Марикете кажется, что её тело не должно так отзываться на прикосновения этого постороннего мужчины, но пальцы проникают под ткань белья, и Мари откидывается назад, на руку, поддерживающую её спину, отдаваясь этому ощущению. Тело помимо воли отзывается на его ласки, на жёсткие и немного болезненные толчки пальцев, такие, будто его цель – удержать её на той грани, когда она не сможет сделать ровным счётом ничего, что противоречило бы его желаниям.

И, чёрт возьми, в каком-то извращённом смысле это работает.

Когда Марикета чувствует, что эта грань так охренительно близка, он неожиданно убирает руки. Подталкивает её на постель, стягивает чёртовы тесные джинсы. Впервые за всё время Мари чувствует себя неуютно, лёжа перед ним обнажённой, но, кажется, Джейку совершенно нипочём её дискомфорт и неожиданное, чёрт знает откуда взявшееся смущение, потому что он приподнимает её за талию и разворачивает спиной к себе.

И то, что она больше не видит его лица – одновременно хорошо и плохо.

Его широкая ладонь скользит по её спине, надавливая на лопатки и заставляя её выгнуться. Боже, да всё, что угодно, – хотя Мари не вполне уверена, что всё это правильно, что именно так нужно решать проблемы, но…