Утро было безрадостное. Они почти не разговаривали. Погибшего уложили в песке чуть поодаль от костра, накрыли бурнусом; когда взошло солнце, настало время хоронить его.

Лейла отвела Острона в сторонку, усадила на камушек и обняла за плечи. Он не сопротивлялся; странное отупение охватило его, не давая двигаться. Остальные суетились где-то позади, собирали ветви горады, укладывали их ворохом, постелили поверх них бурнус, а на него -- Ниаматуллу. На его грудь лег барбет, сиротливо блеснувший струнами на солнце.

-- Он убил его, -- прошептал еле слышно Острон, так, что разобрать его слова могла только сидевшая рядом девушка. -- Не колеблясь ни секунды. А ведь он знал его еще мальчишкой...

-- Но этим он спас тебя, -- возразила она.

-- Да, но...

-- Острон, -- негромко сказала Лейла, отводя взгляд. -- Это жизнь. В жизни не все... бывает только черным и белым. Боюсь, люди будут гибнуть и дальше... тебе придется поучиться этому у нахуды Дагмана.

-- Чему, хладнокровному убийству?

-- Умению мгновенно делать выбор.

-- Но это было убийство.

-- Я не думаю, что он принимает это с таким легким сердцем.

-- Острон, -- окликнул его Сунгай сзади. Тот поднял острый подбородок; Лейла послушно отпустила его, встала. Острон сам знал, что нужно делать, но ноги не слушались его, и он через силу заставил себя подойти.

Лицо Уллы в свете утреннего солнца было каким-то особенно умиротворенным; ветер ерошил его черные кудри.

Страшная истина открылась ему в ту ночь, открылась ценой смерти друга: теперь Острон знал ответ на вопрос, который задавал ему слуга темного бога.

Слуга?.. Не слуга! Пленник. Все эти люди, безумцы -- все они были пленниками, вынужденные подчиняться воле темного бога. И никто не был в полной безопасности от него, даже он сам.

Сунгай положил ладонь на плечо Острона. Слов не было нужно. Острон судорожно сглотнул, рука джейфара опустилась; он передернул плечами в знакомом жесте...

Пламени не было.

На этот раз они дружно схватились за оружие и обернулись.

Возможно, это был верх наглости; а может быть, и безрассудная храбрость.

Он стоял в касабе от Острона и смотрел на того в упор своими белыми глазами. Потрепанный плащ трепетал на ветру, руки белоглазого были небрежно сунуты в карманы шароваров.