-- Тебя уже можно развязать, псих? -- хлопнул его по спине Абу Кабил, подошедший сзади. -- Разговорился, ишь ты.

-- На всякий случай не стоит. ...Что произошло?

Тяжело вздохнув, Острон принялся рассказывать ему.

Тем временем Хамсин, внутренне целиком и полностью согласная с Сунгаем ("шакала, сожравшего детеныша, нельзя подпускать к гнезду"), кружила высоко над горами. День был не ее стихией, но ей и раньше доводилось летать в свете солнца; круглые глаза довольно быстро выделили небольшую точку чуть ниже по дороге, и сова принялась спускаться.

Человек, которого поручил ей найти Сунгай ("проклятая ворона"), сидел на плоском камне и курил вонючую палочку. Птицы не различают выражения человеческого лица, но Хамсин почти с яйца жила среди людей, и Сунгай кое-что объяснял ей насчет лиц; может, конечно, она ошибается, только как по ней, у проклятой вороны лицо что камень. Ничего не разберешь по нему. Уж воды по нему точно не течет.

Она сердито ухнула и спикировала ему точно на голову. Его рука дернулась, но остановилась на полпути. Хамсин запустила когти в складки его хадира и с силой клюнула его в лоб.

-- Эй, -- буркнул человек. -- Чего тебе надо.

Она замахала крыльями, не выпуская его хадира, но в результате только стащила с него эту тряпку. Светлые глаза уставились на нее. Хамсин раздосадованно закричала: почему люди такие тупые? Она так ясно хочет, чтобы он пошел за ней! Небось все равно придется лететь назад, к Сунгаю, и сказать ему, пусть сам идет за своей вороной.

Тем не менее она снова села на его голову. Волосы скользили, но она, кажется, основательно дернула его. Человек поднялся с камня.

-- Ты хочешь, чтобы я шел за тобой?

Она отлетела в сторону и села на камень.

-- Хорошо, хорошо, -- вздохнул он, поднял упавший хадир и пошел.

Фарсанг двадцатый

Его появление, конечно, не осталось незамеченным; люди смотрели в его сторону, потом отворачивались. На одних лицах было отвращение, на других -- недоумение; один лишь Абу Кабил, увидев, что Бел-Хаддат вернулся, ухмыльнулся и поддразнил его:

-- Живей, поторапливайся, а то без тебя уедем!

На жестком лице темноволосого не отразилось ни единой эмоции. К нему навстречу направился Острон; остальные, увидев это, отошли в сторону, приготовились выезжать. Острон поднял взгляд на Бел-Хаддата, тот смотрел в ответ холодными глазами.

-- Многие не хотят, чтобы ты дальше шел с нами, -- сказал Одаренный Мубаррада. Бел-Хаддат будто никак не отреагировал, молча стоял напротив него. -- Но дедушка Леарзы перед смертью сказал, что ты должен пойти. ...Леарза хочет исполнить его волю. Поэтому можешь идти, но имей в виду, что я за тобой наблюдаю.