— Как вам будет угодно, господа, — угрюмо произнес механик.

Это был самый странный день в жизни Теодато Дандоло, пожалуй; они втроем, а потом вчетвером (когда Уло нехотя позвал свою женщину) сидели на обшарпанных скрипучих стульях, сам механик отвечал на вопросы прежним ровным тоном, но немногословно, а Теодато интересовало буквально все. Наконец темноволосая Нина опустилась на краешек стула возле своего мужа и присоединилась к разговору, сначала очень нерешительно, то и дело поглядывая на Уло, потом осмелела.

— Скажите, господин Теодато, — спросила она уже под конец, — а правда, что наши космонавты видели инопланетян?

Тот уже совершенно освоился и весело рассмеялся в ответ.

— Правда, — сказал он. — Но ты не думай, будто в космосе все точно так же, как на земле. Они увидели только чужой корабль, страшно перепугались и убежали, как трусы. Может быть, инопланетяне ищут нас, но никак не найдут, а ведь уже больше года прошло с тех пор.

— А вы их не боитесь?

— С чего бы их бояться? Говорят, они такие же люди, как и мы. А ты?

Нина закраснелась, снова покосилась на своего угрюмого мужа.

— Нет, — сообщила она. — Мне интересно.

Они возвращались в Централ значительно позже, уже даже начинало темнеть; небо затянуло холодными тучами, поднялся ветер. Теодато замерз, однако настроения ему это ничуть не испортило.

— Ну, ты доволен? — хмуро спросил его Виченте, поднявший воротник пальто. — Клянусь, ты так на нее пялился. Этот Уло не разбил тебе голову лишь потому небось, что ты чертов аристократ.

— Да будет тебе, — рассмеялся Теодато. — Я не имею на нее никаких видов.

Виченте только что-то неразборчиво буркнул себе под нос. Какое-то время они шли в молчании. Мир вокруг них окончательно потемнел, и в воздухе запорхали редкие белые снежинки.

— В самом деле, Фальер прав, — потом негромко и совершенно серьезно произнес Дандоло, сунув руки в карманы, глядя перед собой. — Этим людям не нужно, чтобы какие-то идиоты из Централа боролись за их права. Жизнь для них такая, какая она есть… они не знают иной и потому спокойны. Но, как я уже говорил тебе, мне плевать на закованных, меня интересуют другие вещи. И я думаю, что Кандиано и его сумасшествие могут здесь быть полезными.

— О чем ты, — без вопроса сказал Моро.

— Наше общество испокон веков делится на две категории людей, — хмуро пояснил тот. — И столь же давно считается, что железо оскверняет. Аристократы трясутся за чистоту своей души, как будто какие-то куски металла в состоянии повредить им… я никогда раньше не говорил тебе, чем обычно занимаюсь по работе. Я участвую в проектировании космических кораблей, Винни. Я постоянно имею дело с техникой, и я тебе скажу, — я совершенно не понимаю, чем она может осквернить. Ведь человеческий разум создал это все, и высшую математику, задачи по которой мне постоянно приходится решать, и физику, и великое множество других удивительных вещей. Иногда мне думается, может быть, именно высшая математика отличает нас от животных и любых других неразумных существ, а вовсе не какая-то абстрактная душа.