— Сал, у тебя что-то болит? — видя, как я раздраженно ерзаю в кресле, забеспокоился Стэн.

— Не знаю. Тянет под ложечкой, — пожаловалась я, накрыв ноющее место рукой.

Гвоздь подошел ближе, бесцеремонно положив свою ладонь мне на живот.

— Здесь?

Я только рот раскрыла, не успев даже возмущенно заметить, что показывала я на совершенно другое место.

— Слушай, Морковка, а может, это ребенок шевелится? — глупо улыбнулся Гвоздь.

— Ты совсем, что ли? — постучала пальцем ему по лбу. — Рано еще.

— Ну, а вдруг? — вытаращился на меня друг. — Может, он тоже мутирует, как и ты?

— Гвоздь, отвали, — сердито прошипела я. — Стукну. Нет там ничего.

— Ну, дай подержаться немножко, — обиженно сморщился Стэн. — Говорят, что это непередаваемые ощущения, когда ребенок начинает шевелиться.

— Я тоже хочу, — подскочил ко мне с другой стороны Хок. — А ну, подвинь клешню, — бросил он Гвоздю, пристраивая свою руку рядом.

Эмбер и Свэн, возмущенно выругавшись, тоже вскочили со своих мест, и через минуту у меня на животе возлежали четыре лапищи, а их замершие возле меня хозяева выжидающе переглядывались между собой, как самые настоящие придурки.

— Эй, вы чего? — жалобно проблеяла я. — Совсем сбрендили?

Дверь в кабинет шумно распахнулась, и на пороге с идиотской улыбкой возник Кертис.

— Привет, дорогая кузина.

Заметив четырех мужиков, вожделенно тискающих мой живот, радость на его лице сменилась тихим шоком, а мое раздражение достигло критического максимума.

— Почему без стука? — рявкнула я. — Кто впустил?

— Я думал, на меня, как на родственника, офисная субординация не распространяется…

Хотела я ему сказать, что на такое "г" вообще ничего не распространяется, и если бы не тетка… Но Фасолинке слушать то, что я думаю о его конченом дяде, было необязательно, к тому же я теперь вообще не ругалась, опасаясь, что ребенок еще внутри меня наберется вредных привычек.

— Так где здесь мое рабочее место? — вконец обнаглел Кертис, когда парни, отойдя от меня, расселись вокруг стола и воззрились на моего "любимого" родственника.