Не помню, было ли мне когда-нибудь так хорошо, но если бы меня спросили: «Что ты готова отдать, Шарлотта, за то, чтобы этот миг повторился снова?», я бы ответила, что всю свою оставшуюся жизнь.

В полумраке и тишине я грела руки в тепле любимого мужчины, пытаясь запечатлеть в своей памяти волшебство этого мгновения.

— Почему ты не спишь? — тихо и оттого немного хрипловато спросил Стэн, медленно поглаживая кожу на моих запястьях большими пальцами, посылая своим бесхитростным движением волну горячей дрожи по всему моему телу.

— Не спится, — прошептала я.

— Тяжелый был день… — глухо отозвался он.

— Да, не из легких…

— Мы могли не дожить до этого вечера, — Стэнфорд поднял голову и сжал мои ладони чуть сильнее.

— Но ведь дожили.

— Почему ты так не ценишь жизнь, майор Ривз?

Привыкнув к темноте, я теперь чувствовала на себе его взгляд как ожог. Злился ли он еще на меня — я не знаю. Говорить я начала не поэтому, а потому, что не хотела лишиться тепла его рук:

— У меня была головокружительная карьера. Стремительная. Как рождение сверхновой. Коллеги по конторе даже позывной мне дали — Лаки, фартовая. Что ни задание — то успех и признание. Каждая блистательно выполненная операция — новое звание и награда. Я шла по карьерной лестнице как триумфатор, пока… Пока, споткнувшись о верхнюю ступеньку, не упала лицом вниз.

Больно… Падать больно. Но еще больнее — пытаться снова взлететь, не осознавая, что крылья за твоей спиной вырваны с мясом. И тогда — либо смерть, либо жалкое подобие существования.

Я ценю жизнь, полковник. Даже больше, чем вы можете себе представить. Ценю чужую жизнь выше, чем свою, потому что-только тот, кто вернулся с того света, понимает, что оставляют здесь те, у кого шанса выжить уже не будет. Я нашла смысл жизни, защищая других. И именно поэтому не покинула станцию, когда вы приказали. Вы полезли в это пекло из-за меня, а значит, я должна была использовать все ресурсы, какие у меня были, чтобы вас спасти. Иначе кто я после этого? Как смогу ходить, дышать и жить дальше, не стыдясь смотреть в глаза ваших близких и друзей? Как?

Шумный выдох Стэнфорда разбил хрупкую тишину на тысячи осколков. Стремительно наклонив голову, он вдруг поднес к губам мои руки и поцеловал. Мягко. Осторожно. Превращая прикосновение в трогательную ласку — в тысячу «Благодарю» в одном невинном поцелуе.

Мне никогда не целовали руки. И я клянусь, что никогда в моей жизни не было ничего более потрясающего и безумно прекрасного, чем этот поцелуй. До жаркой пульсации в животе, невесомых мотыльков-мыслей в голове и застилающих глаза слез.