– Поздно, – подбодрил его Кантор, – уже рассказал.

– Так ведь я и Ольге рассказал точно так же! Вот ведь дубина!

– А королю?

– Королю – само собой, ему Жак разрешил… Ребята, вы хоть никому не говорите, а то кузен опять скажет, что я последние мозги пропил. А это неправда, Ольге я рассказал еще трезвый… – Элмар повертел в руках пустую бутылку и бросил в так и не разобранную кучу, где уже валялось две таких же. – Ольга, если тебе не трудно, сходи прикажи, чтоб еще принесли. Я бы сам, но не хочу ставить прислугу в неловкое положение, все-таки Шеллар запретил им подавать мне спиртное во дворце.

– Конечно, сейчас, – с готовностью подхватилась Ольга и побежала, как была, в своих мешковатых шароварах и тапочках. Кантор представил себе рожи придворных дам, если они вдруг увидят, и ему стало немного легче. Когда девушка скрылась за дверью, принц-бастард чуть наклонился и, понизив голос, сообщил:

– Мне показалось, что Жак знает, в чем дело, но никому не хочет говорить.

– Даже королю? – уточнил Кантор и отпил с полстакана, отчего ему стало еще легче.

– А еще мне показалось, – продолжил Элмар, – что Шеллар тоже знает. Ты бы видел, как он побелел весь, когда я ему сказал! Причем никак не прокомментировал, даже не посочувствовал, а сразу же выгнал всех и велел позвать Флавиуса. Такое впечатление, что он не только знает, но знал и раньше и ждал этого, и даже не этого, а чего-то еще похуже… Слушай, если тебе нехорошо, то не пей лучше.

– Да нет, это не от водки… – Кантор поспешил придать своему лицу пристойное выражение, чтобы до наблюдательного принца-бастарда не дошло, что и он понял причину странной болезни шута и столь бурной реакции его величества. – Просто меня сегодня так достали… Ты не беспокойся насчет Жака, если уж король знает, что к чему, то это к добру, а не наоборот. Он разберется, и все будет путем.

– Меня тоже достали, – пожаловался Элмар. – Сначала Шеллар со своими бумажками, а потом этот сморчок музейный… Кстати, пока я не напился и не забыл… На. Дарю.

С этими словами принц-бастард полез в свой необъятный карман и вытащил оттуда легендарную чакру Трех Лун. Кантор чуть не рухнул со стула подобно захворавшему королевскому шуту.

– Мне? – переспросил он, не осмеливаясь поверить и в то же время чувствуя весь идиотизм своего вопроса.

– Нет, Ольге! – сердито перебил его Элмар. – Ну кому же еще? Тебе, бери, что ты застыл с протянутой рукой?

– Спасибо… – прошептал Кантор, осознавая, что мир прекрасен, жизнь замечательна, а сам он счастлив. – Но почему?..

– Потому, – проворчал первый паладин, вдруг пристально заинтересовавшись донышком стакана. – Говорю же, достал смотритель музея. Я на него сегодня наорал так, что он удрал в панике, а потом подумал… Он ведь не отцепится и обязательно когда-нибудь застанет меня либо пьяным, либо добрым и выклянчит-таки. И запихает в свой траханый музей, под стекло, табличку прицепит… Нельзя так! Не должно боевое оружие валяться в музеях! Тем более такое. Позор это. Подумал я вот так и решил: раз сам пользоваться не умею, лучше подарю кому-нибудь, но в музей не отдам! И сразу тебя вспомнил. Ну кому же еще, как не тебе! Во-первых, ты мой друг. Во-вторых, ты достоин… нет, не скромничай, вспомни хотя бы тот банкет, мать его так… А еще лучше тот эгинский пляж, когда ты спас моего кузена, а этот зануда тебе допрос с пристрастием учинил вместо благодарности. И в-третьих, ты ей понравился.