В таком вот скверном настроении он и вернулся в реальность и, пока поднимался по ступенькам, клятвенно обещал сам себе сказать сейчас королю все, что о нем думает. Чем тут виноват король, Кантора абсолютно не интересовало. Просто сейчас его величество первым попадется под горячую руку и выгребет все последствия испорченного настроения своего нового сотрудника. Не на мэтре же отвязываться, в самом деле. Разве что если там окажется еще и товарищ Пассионарио, этот бессовестный работорговец, то у короля есть шанс отделаться легким испугом, поскольку основная порция достанется этому паршивцу…

К величайшему огорчению Кантора, король и в этот раз разрушил его ожидания. То ли догадывался, что будет, то ли побоялся, что мистралиец не вовремя очнется и услышит то, что ему не следует, но, открыв глаза, Кантор обнаружил себя на Ольгиной кровати. Рядом присутствовали Ольга и принц-бастард Элмар, занятые своим любимым делом – распитием спиртных напитков. Судя по тому, как расстроен и встревожен был его высочество, сегодня поводом для питья послужило какое-то огорчение, возможно, выволочка от кузена за некачественное управление государством.

– Пьете, да? – мрачно констатировал Кантор, поднимаясь и сползая с кровати. – А меня, значит, не приглашаете?

– Мэтр Истран не велел тебя будить, – пояснила Ольга. – А с чего это ты такой злой? Кто тебе мог во сне испортить настроение, объясни? Опять что-то приснилось?

Кантор скорчил недовольную гримасу вместо ответа и подсел к столу. Элмар молча подал ему чистый стакан и налил доверху. Судя по запаху, его высочество изменил обыкновению и отдал дань уважения поморской пшеничной.

– Пей, – кратко сказал он.

– Спасибо, – вздохнул Кантор, понимая, что отвязаться не на ком. Поссориться с Ольгой ему не хотелось, а ссориться с расстроенным Элмаром – себе дороже. Особенно учитывая тот факт, что ни Элмар, ни Ольга ничего плохого ему не сделали. – А что у вас случилось, что вы такие пришибленные?

– Жак заболел, – печально пояснила девушка.

– Чем заболел? – уточнил Кантор, а то, судя по физиономиям сочувствующих, с Жаком должно было приключиться что-то смертельное и неизлечимое.

– Никто не знает, – развел руками Элмар. – Ни с того ни с сего вдруг рухнул со стула и начал кататься по полу и вопить, как ему больно. Может, оно, конечно, и не настолько было больно, надо делать поправку, что это все-таки Жак, но, знаешь, при обычном расстройстве желудка он так себя не ведет. Пока бегали за врачом, у него все прошло, зато началась истерика и паника. Ну ты же знаешь Жака. А потом пошел полный, как Ольга говорит, дурдом. Жак забился в свою спальню, потребовал, чтобы его не трогали и никому не говорили, что с ним случилось… Ой, мать, что же я тебе-то рассказываю!