Я увлечённо вглядывалась в горизонт, постукивая ногтем по планширу. Ожидание тянуло время неумолимо, но азарт вскипал в крови: вместо привычного страха перед боем, своё место заняла безумная пиратская весёлость — до такой степени, что хоть напевай про «Сундук мертвеца». Ветер нещадно трепал кроны деревьев, и сквозь них едва проглядывалась линия горизонта. Вскоре в душе всё замерло: вдалеке проступил силуэт парусника. «Августиниус» разрезал килем сверкающие волны, поднимая вокруг себя подсвеченные солнцем брызги.

— «На ловца и зверь бежит», говорил Стивенс? — Джек приподнял уголок губ в улыбке, отнимая от глаз подзорную трубу. — Теперь-то мы сотрём с его физиономии слой пудры. А его корабль — с лица земли.

— Ха-ха, только пудреницу мне оставь! — задорно крикнула я, пускаясь в припрыжку с полубака.

Каждая минута, которая приближала миг расплаты, вызывала всё больший трепет, а под конец я превратилась в невротика, в котором каждое мгновение ожидания разжигало угли ярости. Именно поэтому, когда из-за соседнего острова взмыло потрёпанное полотно флага «Летучего Голландца», и корабль выдвинулся из укрытия, я издала исконно русский крик «Ура!», с которым наши воины в былые времена шли в бой.

«Августиниус» неповоротливой громадой вошёл в пролив, переваливаясь через хребты волн, и пробоина ровно посередине трюма забавно хлюпала водой. В этот момент «Жемчужина» и «Голландец» стремительно пустились навстречу; возникли перед «Августиниусом» аки чёрт из табакерки. Несколько секунд растворились в тишине, пока застигнутый врасплох «Августиниус» не оказался зажат меж двумя кораблями. Скрип дерева — будто удивлённый возглас — разрезал молчание, а за ним громыхнул мощный, гулкий крик:

— Огонь!

— Огонь! — жутко взревела я, вторя капитану.

Канонада разорвала воздух десятками залпов. Грохот орудий превратился в звук триумфа, к которому присоединился мой ликующий крик, когда я подносила фитильный пальник к пушке. Отдача содрогала «Жемчужину», а раскалённые ядра с грохотом врывались в трюмы «Августиниуса». Переборки взрывались обломками, десятками досок; залпы крушили палубные метры один за другим, срезали фальшборты и накрывали обломками мечущихся в неразберихе фигурки людей. «Голландец» обрушил мощь по мачтам, лишая корабль парусов и сбивая реи, которые с жутким треском обрушивались на палубу и пробивали доски. Корабль гудел и выл в предсмертной агонии, вызывая у меня поистине садистский восторг!

Но средь паникующих людей, несущихся к пушечным портам и хватающим оружие в отчаянной попытке отстреляться, взгляд приметил знакомую фигуру в синем мундире. Вопреки всем положенным правилам, капитан покидал корабль далеко не последним. Стивенс пронёсся по палубе, закрывая голову руками и уклоняясь от взмывающих в огне досок — до юта, где грациозной птичкой взлетел на фальшборт и на ходу сиганул в воду. Я поперхнулась возмущениями.