– Как только разделаюсь с Амброзом, встречусь с тобой в порту.

– Луканис! – крикнул Илларио. – Мы не революционеры!

У Луканиса раздулись ноздри. Илларио прав, антиванские вороны – убийцы, а не борцы за свободу. Многие на родине любят выставлять гильдию в романтическом свете, но Луканис знает, кто он на самом деле.

И все же его пальцы дрожали.

– Они не отвечают за ошибки своего господина.

Луканис встретился глазами с кузеном. Илларио пытается сохранить невозмутимость, но смотреть на него – все равно что касаться раскаленного металла. Вздохнув, Илларио выругался и повернулся к Эффе.

– Пойдем, – процедил он.

Эльфийка бросила взгляд на Луканиса, и Ворон ободряюще кивнул.

– Мой кузен – тот еще сноб, но слово держит.

– А вы? – спросила она.

– Сегодня хозяин умрет, – подтвердил Луканис. – Вам нужно уходить. Скоро здесь станет очень опасно.

Будто в подтверждение его слов снаружи донесся крик.

* * *

Сцена во дворе резко изменилась, но стоило признать, что Луканис отдавал большее предпочтение хаосу, нежели распутству. Вид пьяных тевинтерцев, мечущихся в отчаянных попытках удрать, был ему приятен. Вино и кровь лились рекой в этом лабиринте из перевернутых диванов и битого стекла.

Сначала демоны вселились в моделей – парики, пропитанные красным лириумом, оказались соблазнительной приманкой. Костлявые тела расползлись в горы изуродованной плоти. Изменились и парики – концы локонов стали зазубренными, и пряди диковинно выгибались, извивались и ранили каждого приблизившегося.

* * *

Для магов страх был сродни приглашению к одержимости демонами, а выпитый алкоголь притупил защиту гостей. Один за другим самые пьяные и напуганные становились жертвами злых духов, ждавших по ту сторону Завесы.

Луканис не чувствовал жалости: каждый присутствующий поддерживал венатори и знал о делах Амброза. Или намеренно закрывал на происходящее глаза, теша свое тщеславие.

Хоть незнание и считается благом, оно не дарует невинность.

Он заметил в гуще хаоса Амброза Форфекса, окруженного сверкающей массой волос. Постижер кричал на Камиллу, веля ей срезать с одержимых парики. Ее разрисованные руки были искромсаны.