Луканиса кольнуло разочарование, перерастающее в злость. От высокопоставленного венатори он ждал большего. Вспомнились мастерская и пленники – напоенные ядом, висящие, словно свиные туши, в удушливой тьме.

– Поднимайся, Амброз, – прорычал он. – Так просто ты не отделаешься.

Последняя фраза, казалось, зажгла искру жизни в глазах постижера.

– Так Ворон думает, что одолеет дракона?

– Ворон не думает, – произнес Луканис с издевкой, – ворон знает.

С губ Амброза сорвалось безумное надтреснутое хихиканье. Локоны в его руке засветились, и Луканис мог поклясться, что слышит их шепот.

– Ты подавишься своими угрозами! – вскричал Амброз не своим голосом.

Луканис с отвращением смотрел, как постижер заталкивает пряди волос себе в рот. Острые края рвали язык и десны, но он продолжал заталкивать и жевать до тех пор, пока нижняя половина лица не превратилась в кусок сырого мяса.

Не худший способ произвести впечатление, подумал Луканис, останавливаясь.

Швы на наряде постижера лопнули под давлением вспухших мышц. Разорвались хрящи, треснул позвоночник. Амброз прижимал ладони к пульсирующему растянутому скальпу; проткнувшие кожу пряди корчились, словно щупальца спрута. Луканис повидал много одержимых, но таких – никогда. Формой чудовище напоминало паука: восемь острых прядей стали ногами, а над ними – изуродованное тело Амброза.

– Ты же говорил о драконе, а не о пауке! – поддел его Луканис, надеясь отвлечь и забраться куда-нибудь повыше.

В ответ чудовище попыталось зацепить Ворона зазубренной лапой. Луканис ушел в сторону за мгновение до того, как передние лапы паука пронзили подиум. «Вот почему в бою нужно помалкивать», – упрекнул он себя и ринулся к аркаде, петляя и уворачиваясь от шипастых лап и щелкающих жвал. Сделав резкий и глубокий вдох, вскарабкался на колонну, перепрыгнул выше, на вторую. Когда ухватился за верхний карниз, правую руку обожгло болью. Луканис пытался вырваться, но чувствовал, как волосы обвивают руку, тянут назад.

Его пальцы разжались.

Паук швырнул Луканиса вверх. Сразу три лапы пронзили бедро, плечо и поясницу. Превозмогая боль, Луканис сделал сальто назад и рассек лапы-локоны.

Он услышал нечеловеческий визг, а затем полетел вниз. Удар о крышу был так силен, что Луканис сломал несколько черепиц и два ребра.

«Нет, три», – отметил он, перекатываясь на спину.

Внизу чудовище издало пронзительный стон. Луканис стиснул зубы и заставил себя глянуть за край крыши.

Теперь, когда четыре лапы были обрублены, пауку с трудом удалось встать. Его начали окружать одержимые – захваченные духами мести, они чувствовали чужую слабость.