– С такой прической ты выглядишь воинственней, – передразнил он нарочито писклявым голоском. – «Знал бы ты, как тебе идет!»

Старик вздрогнул, вспомнив, как она вечно поглядывает на него и иногда запускает руки в волосы. Это всегда раздражало. Он подозревал, что госпоже Лессеф больше всего нравится смеяться над его кислой миной.

* * *

Он совсем замерз, но понимал, что худшее впереди.

Старик перевел взгляд на корму лодки, где лежали железные латы. Даже вдали от лагеря они поблескивали, отражая свет пожара.

– Тупая железяка, бесполезный кусок металла, проклятая блестящая громадина! – выругался Тэйнсли.

Нагрудник был невероятно тяжелым и стеснял движения. Старик чувствовал себя крабом, медленно ползающим по земле в ожидании, пока кто-нибудь придет и выковыряет из-под панциря его нежное мясо. Поножи плотно прилегали к ляжкам и икрам, мешая бежать, нагрудник впивался в бедра всякий раз, когда Тэйнсли поворачивался, а наручи… О них даже говорить не стоило. Он предпочел бы им ткань или, на худой конец, вываренную кожу, но госпожа настояла на своем.

– Ей просто нравится причинять мне неудобства, – ворчал он, нацепляя на голову последнюю часть ужасающего костюма – шлем с рогами. – Какому идиоту пришло в голову приделать к шлему рога? Можно зацепиться за что угодно, да и выглядишь как последний дурак. Дурацкий шлем, дурацкий доспех, дурацкое…

Его мысли вслух прервали пронзительные крики в стороне лагеря.

– Стэн! Стэн, шок басра вашедан таам! Тет а! Номс даар ват!

Тэйнсли повернулся и увидел Лессеф. Та с бешеной скоростью неслась вниз по склону, убегая от имперских солдат, – которые, заметил он с горечью, предусмотрительно надели кожаные доспехи и кольчуги.

И хотя он всей душой ненавидел тяжелую броню, стоило отдать ей должное – учитывая огромный рост Тэйнсли, она придавала ему очень внушительный вид. Солдаты Тевинтера, сломя голову бежавшие к подножью холма при свете огня, вдруг поняли, что уже гонятся не просто за дикой старухой. Перед ними словно из ниоткуда возник разъяренный воин-кунари в начищенном до блеска доспехе, на котором угрожающе плясали огненные вспышки.

– Если они не совсем дураки, то остановятся и повернут обратно… – процедил Тэйнсли.

Но они продолжали бежать.

– Стэн, номс даар ват! – прокричала Лессеф, со всех ног мчась к Тэйнсли.

– Опять? – с грустью прошептал старик, страдальчески кривя губы под забралом – солдаты не увидят, – после чего собрался с духом и взял на изготовку боевой топор.

Лессеф просияла. Ее длинные волосы и изорванная мантия развевались на ветру, придавая ей сходство с дикаркой. Тэйнсли заметил, что она успела снять туфли, обнажив костлявые ноги. Он представил, сколько времени потратит, чтобы смыть с них грязь. Но размышлять было недосуг – он заметил в глазах Лессеф знакомый огонек. Не задержавшись ни на секунду, она подняла правую ногу, уперлась ею в левое бедро Тэйнсли и прыгнула. Солдаты резко остановились, глядя, как старуха взмывает в воздух, обернувшись комком рук, ног, лохмотьев и развевающихся лент. Завершая прыжок, она развернулась лицом к солдатам и изящно приземлилась на плечо Тэйнсли.