— Число, — поднял палец Руззлау. — Это число. На потолке.

Амата подняла голову. На потолке был… узор. Что-то вроде орнамента. Она видела его, конечно, но не обращала внимания. Не придавала значения.

— Я здесь пятьдесят месяцев, — угрюмо сказал Руззлау. — Я сравнил. Узоры везде разные. Я рисовал их на бумаге. Раскладывал. Сравнивал. Это числа. Это — сто двадцать семь. На самом верху было четыреста одиннадцать. Мы высоко, но ниже середины. Дойти можно.

Амата колебалась недолго. Ей стало очень страшно, но оставаться и влачить вот это существование она больше не могла. Рано или поздно она либо попадет в зубы к монстру, либо угодит в ловушку, либо просрочит время, либо умрет от голода, либо сойдет с ума.

Руззлау, очень похоже, отчасти уже сошел. Он провел здесь больше четырех лет и менялся целых три раза.

— Но я не готова прямо сейчас, — сказала Амата. — И время мы уже потратили…

— Не прямо сейчас, — мотнул головой Руззлау. — До перетасовки долго. Надо разведать хотя бы этажей двадцать. Упростить начало пути. И надо больше припасов.

— Еды и воды?

— Нет. Оружие. У нас будет короткий бросок. Один интервал безопасности. Короткий. Быстрый. Пробежать сто двадцать семь этажей. Мне еще больше. Задерживаться нельзя. Останавливаться нельзя. От чудовищ прятаться некогда. Отгонять. Убивать. Убегать. Нужно оружие, много. Другие полезные вещи. Хорошо бы еще иссерк… те бутылочки. Ты не находила новых?

— Нет, я сразу к тебе пошла.

— Надо искать. Могут быть в разных обертках. Жаль, ты не чувствуешь иххлм… ихва… не знаю, как сказать.

Они обшаривали ближайшие этажи два дня. Обыскивали каждую комнату. Нашли что-то вроде пудреницы с розовым порошком — и Руззлау очень ей обрадовался. Сказал, что это не иссерк, но тоже очень полезно.

— Это чтобы Говорить, — пояснил он. — Пыль для внутреннего сияния. Я уже очень давно не могу пользоваться Словом. Только воспринимать. Чувствовать. Смотреть.

— Что за Слово-то?

Он не ответил. Просто взял чуть-чуть порошка на палец и втянул носом. Постоял немного — и заулыбался.

— Это не оружие… но даже лучше, — сказал он. — Пойдем найдем и тебе.

Амата неохотно рассказала о своем пистолете. Спросила, не находил ли Руззлау для него патронов.

— Унитарные пистолетные, — сказала она, показав заветную пушку. — Восемь на двадцать.

— Не знаю, что это, — повертел пистолет в руке Руззлау. — Стреляет огнем?..

— Можно и так сказать. Нужны специальные снаряды. Они где-то должны быть, тут не бывает так, чтобы вещью невозможно было пользоваться!