Таштарагис тысячелетиями искал возможность, но они, кажется, заткнули все лазейки.

— Итак… — вежливо протянул Сорокопут. — Чему же обязан визиту? Ты пришел сюда, Бычьеголовый, а значит, у тебя какая-то беда… я ведь как раз и славен тем, что помогаю страждущим.

Таштарагис это прекрасно знал. Сорокопут известен во множестве миров… причем известен в том числе своей непредсказуемостью. Иногда он помогает абсолютно задаром, иногда заламывает несусветную цену, а иногда просто молча убивает тех, кто его о чем-то просит.

Это часть его политики. Разумеется, он не собирается помогать всем и каждому. Но то, что такая возможность есть, делает его желанным. Каждый надеется, что именно ему выпадет удача.

В то же время все знают, что он может просто молча убить. И если он этого не делает — клиент испытывает облегчение. И соглашается на любую цену.

Кстати, в основном убийства ему и поручают. На самом деле Сорокопут обладает широким спектром способностей…

— …Но эти ограниченные смертные совершенно не ценят что-либо, кроме моих деструктивных навыков, — с сожалением произнес Сорокопут. — А я ведь творец. Художник.

Таштарагис ничего не ответил, только окутал разум дополнительным слоем защиты. В этой пещере он как на ладони. Сорокопут здесь почти всемогущ и слышит каждую его мысль.

— А ты, Таштарагис? — спросил он, косолапя по грязи. — Ты здесь из любви к искусству? Или за тем же, что и все остальные? Я чувствую, у тебя есть враг… кого ты хочешь отдать моим терниям?

Таштарагис решил ему подыграть.

— Я хочу отдать тебе нечто прекрасное, — сказал он. — Если, конечно, сумеешь это забрать.

— О-о-о?.. Могут быть сомнения, что я сумею?.. хотя, конечно, ты демолорд, враги у тебя соответствующие… Но знаешь, вопрос даже не в этом. Вопрос в том, совпадают ли наши представления о прекрасном.

— Достойный муж из народа гохерримов. Избранник одного из первородных. Тот, кто победил бога войны. Краса и гордость Паргорона.

— Гаштардарон, — растянул улыбку на все лицо Сорокопут. — Эстетичный внутренне и внешне. Почти совершенный. Он будет хорошо смотреться на моих шипах.

Тернии раздвинулись. Сама земля раздвинулась, обнажая другую пещеру — одну из множества пещер этого кошмарного лабиринта. Там, среди мясистых цветов и удушливой пыльцы, корчились на шипах смертные… десятки смертных.

А еще бессмертных. Таштарагис заметил там эльфов — и не этих нынешних эльфов, которые живут жалкие два-три тысячелетия, а старых, еще не утративших бессмертное начало.

А еще демонов. Там были другие демоны. Не паргоронские, какие-то незнакомые.