Он хотел сказать «маму и папу», но так и не смог произнести этих слов, потому что в горле поднялся всхлип, за ним другой, а дальше в память хлынули картинки: кухня… мамина спокойная усмешка… пастуший пирог, яблочный крамбл, пар и тепло… папа смеется, и рассказывает байки, и читает футбольные сводки, и слушает, как Малкольм вещает о какой-то своей теории, о каком-то открытии, – и видно, что он им гордится. Не успел он спохватиться, как уже плакал так, словно у него сердце разрывалось, и сама судьба несла его прочь, все дальше от дома, и так будет всегда, и родители никогда не узнают где он…

Еще пару дней назад он скорее дал бы оторвать себе правую руку, чем вот так сломаться перед Элис. Он словно вдруг оказался на людях совершенно голый… но это почему-то больше не имело значения, ведь и сама она плакала. Целая лодка со спящей Лирой была между ними, а не то они бы кинулись друг другу в объятия и заревели бы вместе.

А так они поплакали какое-то время порознь, и вскоре их маленькие бури тихо, незаметно улеглись. И каноэ плыло и плыло себе вдаль, и Лира спала, и они все так же не чувствовали голода.

Но пристать и отдохнуть все еще было негде. Малкольм думал, что наводнение, наверное, сейчас как раз достигло пика: хотя над водой там и сям высились купы деревьев, земли нигде не было видно. Никаких островков, вроде тех, к которым они приставали раньше; ни холмов, ни крыш, ни скал. С тем же успехом они сейчас могли плыть и по Амазонке. Малкольм читал, она такая широкая, что с середины не видно берегов.

И тут ему впервые закралась в голову крамольная мысль: ну, предположим, они доберутся до Лондона, который уцелел после потопа… Но как же они отыщут лорда Азриэла? В свое время Малкольм беспечно заявил Элис, что найти его не составит труда, но так ли это на самом деле?

Несмотря на всю усталость, Малкольм не решался закрыть глаза – из страха, что «Прекрасная дикарка» может налететь на какое-нибудь опасное препятствие. Однако спать ему странным образом не хотелось – казалось, сон утратил нам ним власть точно так же, как и голод. Возможно, если поспать на эльфийском острове, больше никогда не будешь нуждаться во сне.

Правда, Лира по-прежнему спала – совсем тихая, безмолвная и неподвижная.

Они молча плыли уже около часа, когда Малкольм заметил, что в воде что-то движется. В широком спокойном паводке наметилось новое течение. Двигалась не вся водная гладь, а лишь одна струя – и до странности целеустремленно. Вот в ней-то они сейчас и оказались.

Течение это шло быстрее, чем окружающая масса вод. Может, оно появилось уже давно, подумал Малкольм, да только они его раньше не замечали. Так или иначе, сейчас оно уже превратилось почти что в отдельную реку внутри другой, побольше. Он задумался, не попробовать ли выгрести из него обратно на бескрайнее неспешное зеркало основного потока, и даже попытался это сделать, но обнаружил, что «Прекрасная дикарка» снова упорно поворачивается носом к более быстрому течению и что оно все равно слишком сильное. Грести против него вряд ли удастся. Вот если бы у них было два весла, и Элис проснулась бы… но двух весел у них все равно не было. Малкольм положил весло на колени и попытался разглядеть, куда их все-таки несет.