– Ну, он… он хотел…

Малкольм вдруг почувствовал себя очень глупым.

– А, ну да, – сказал он. – Я… прости. Да.

– Не бери в голову. Не так уж много мальчиков этого от меня хотело. Вроде как я их сама отпугиваю. Но он был настоящий взрослый мужчина, и я не устояла. Мы двинули по Уолтон-уэлл-роуд и через мост, и там он меня поцеловал и говорит, мол, ты красивая. Вот и все. И я почувствовала… столько всего, о чем и сказать не могу, Мал.

Что-то блеснуло у нее на щеке. К своему бесконечному удивлению, Малкольм понял, что из глаз Элис бегут слезы. Когда она снова заговорила, голос ее немного дрожал.

– Но я всегда думала, что если это когда-нибудь случится… ну, то есть если это когда-нибудь случится со мной, то деймон другого человека будет… хорошо обращаться с моим. Так всегда рассказывают. Так люди говорят. Но Бен, он…

Ее деймон – сейчас в облике грейхаунда – ткнулся головой ей в руку. Она потрепала его по ушам. Малкольм слушал и молчал.

– Эта его проклятая гиена… – продолжала она, всхлипывая, – эта чертова тварь… это было ужасно… невозможно, так не бывает. Уж она-то милой не была. Он – был. Боннвиль был, он хотел и дальше меня целовать… но я не могла, только не когда она рычит и кусается и… и ссыт. Она делала это так, будто это ее оружие…

– Я видел, как она это делает, – вставил Малкольм.

– Мне пришлось сказать ему «нет, я не могу, не надо больше»… И тогда он просто захохотал и оттолкнул меня. А ведь это могло… Я думала, это будет лучшее, что со мной… А получила только презрение и ненависть. Меня просто разрывало, Мал, ведь сначала он был такой милый, такой ласковый… Он дважды сказал, какая я красивая. Никто никогда мне такого не говорил, и я думала, что уже и не скажет.

Она вытащила из кармана рваный платок и вытерла глаза.

– А когда эта женщина-фэйри украсила мои волосы цветами и показала в зеркале, что получилось, я подумала… Ну, ведь может быть. Я просто подумала.

– Ты правда симпатичная, – сказал Малкольм. – Я, по крайней мере, так думаю.

Он постарался сказать это как верный друг. Он действительно чувствовал себя ее другом. Элис, однако, лишь фыркнула, невесело усмехнулась и снова вытерла глаза.

– Когда я впервые увидел его в монастырском саду, – сказал Малкольм, – я насмерть перепугался. Он просто выступил из темноты и молчал, а эта гиена встала рядом и стала писать на тропинку. Но попозже тем же вечером он заявился в «Форель», и папе пришлось его обслуживать. Ничего плохого он не сделал, этот Боннвиль, по крайней мере, не в трактире, но все остальные клиенты как-то сразу рассосались. Как будто они уже все про него знали. Я когда вошел, он так любезно себя со мной повел, так дружелюбно, что я подумал – наверняка я ошибся, не так понял, а на самом деле он душа-человек. И все это время он охотился за Лирой…