Малкольм взял Лиру; та не успела снова расхныкаться, как ей уже сунули в рот бутылочку с соской. Элис блаженно растянулась на траве. Бен и Аста улеглись рядом – оба в облике змей: каждый старался доказать, что он длиннее.

– Он никогда раньше так дурака не валял, – спокойно заметила Элис, поглядывая на своего деймона.

– А Аста все время валяет.

– Ага. Хотела бы я… – голос у нее чуть-чуть сорвался.

– Что? – спросил Малкольм, подождав несколько секунд.

Элис посмотрела на Бена и, убедившись, что он полностью занят Астой, негромко сказала:

– Хотела бы я знать, когда он перестанет меняться и уже, наконец, определится.

– А что, по-твоему, происходит, когда они перестают меняться?

– Ты о чем?

– Ну, они сразу перестают меняться? Или со временем меняются все меньше и меньше?

– Не знаю. Мама всегда говорила, что не надо по этому поводу беспокоиться. Оно просто случится и все.

– А кем бы ты хотела, чтобы он стал?

– Кем-нибудь ядовитым, – твердо ответила Элис.

Малкольм понимающе кивнул. Мимо прошли еще люди, и еще. Некоторые лица показались ему знакомыми… но это вполне могли оказаться посетители «Форели» или персонажи его сновидений. А может, даже школьные друзья, только уже выросшие, пожилые: это бы объясняло, почему они выглядят так знакомо, но вместе с тем странно. Один юноша так был похож на мистера Тапхауса, только лет на пятьдесят моложе, что Малкольм чуть не вскочил и не кинулся к нему.

Элис лежала на боку и смотрела, как все эти люди проходят мимо.

– Видишь там кого-нибудь знакомого? – спросил Малкольм.

– Ага. Я уж думала, мне это снится.

– Молодые стали старше, а старые – моложе?

– Точно. А некоторые так и вообще уже мертвые.

– Мертвые?