– Котёл не пора в дом нести? – на ухо спросили его.
Лыкаш ответил бездумно:
– Это как господин источник поволит.
– Так он… поди знай его… может, суд сначала исправит…
– Значит, по сему и быть, – пожал плечами Лыкаш.
Мир валился за край, печалиться ли о горшке остывшего яства? Ага. Придёт Ветер, станет пенять. Скажет, доброму державцу небо на голову падай, а люди должны быть накормлены. Как поступить?.. Мысли ползали скулящими слепыми щенками. Улыбка Ворона. Закаченные глаза Ознобиши. Кровь. Кровь…
– Источнику не до нас, может, к Лихарю подойти?
– Да ну. С пустым брюхом останешься.
– Ещё Ворона посоветуй спросить…
Стень пришёл в избу последним, сел, нахохлился у жаровни. Надёжное, крепко задуманное предприятие растекалось в кисель. «Матерь Милосердная, вразуми!..» Кто мог ждать, что обсевок воинского пути даст бой, а опытный Белозуб не сумеет оборониться? И его привезут умирающим, а у Бухарки в дороге ума не хватит добить мятежного райцу?…
…И дикомыт, залёгший отсыпаться после орудья, так некстати появится во дворе…
И наспех слаженная западня самого ловца ущемит.
«Да никак я боюсь? Кого? Наглого мальчишки, росшего у меня под пятой?..»
Ещё будет досуг поразмыслить об этом. Ныне главное, чтоб Ивенев брат учителю не предстал. Не сболтнул лишнего.
Всё ещё устроится, если время не прогадать. Умелый тычок в послушно склонённую голову Беримёда. Краткое жваканье тетивы. И взбуда на весь притон: «Ознобишку в порубе дострелили! Кто всех злей рвался казнить? Шагала где?!.»
Заскрипела дверь. Вошли Бухарка и Вьялец. Померклые, тощие, как ошпаренные ветошки. На них шикнули, они смотрели не понимая. Вьялец увидел лавку, сел, запрокинулся, немедля уснул. Бухарка ещё пытался держаться. Его окружили, стали шёпотом спрашивать. Ничего не добились. Он сел рядом с Вьяльцем, хотел говорить, сморился на полуслове.
Пора, решил Лихарь. Встал, молча вышел во двор.
Внутри дома плыл шепоток:
– Дозорных вздумал проведать.
– Или Беримёда. Вдруг Ознобишка опять побег мыслит?