Перья, чернильницу, вощёную церу для летучих заметок хранил сундук. Руки сами повернули гранёные звенья, подняли крышку.

– Ой, что было-то на исаде… изумлялися люди глядя…

Продолжая бубнить ускользающие слова, Ознобиша поставил светильник, нагнулся через край…

Ледяное копьё ударило меж лопаток, донизу прошло позвоночник. Он ещё не понял, в чём дело. Откуда страх, лишающий сил?

– Как дружинушки возле моря…

…Из «Умилки Владычицы» торчал край берёсты.

Её не было накануне.

Ознобиша застыл, ничего больше не замечая. Твердь расселась под ногами, он медленно падал на каменные острия, торчавшие сквозь темноту. Ну уж нет! Страшный конец лучше бесконечного страха!

Пальцы сомкнулись на шершавом листке.

Благо тебе, ученику, отраде учителей. Стало нам знаемо, в стольном Коряжине есть искусные оружейники. Верно, памятен тебе добрый нож зарукавный. Дорого ли возьмут такой выковать? Да начертать бы старыми письменами: «Чести вручаюсь»…

Грамотка была самая простая, ни имени, ни печати, ни шнурка с приметным узлом. Какой смысл? Руку Ветра Ознобиша и так хорошо знал…

Загадай желание

Загадай желание

Старуха Орепея утирала глаза. Любовалась царевной:

– Совсем взрослая!.. Уж мы вестей радостных ждали, дитятко. Спорили, отколь сватов примешь… А тебя, значит, грехом да страхом пугают! Что ж они тут за нелюди собрались?

– Её напугаешь, – улыбнулся Эрелис. – Ты, бабушка, видела бы, как Харавониха вся красная убегала.

– А сама на суженого гадала ли? Гребень под подушку укладывала?

– Успеется гребень, ты дело сказывай! Дядя Летень, значит, всех раскидал?

– Так нам боярин Оскремёт баял, дитятко. Сама я только видала, как Летень с ним кровавый пришёл и Крыла в обнимку привёл. Я-то уж на котомке сидела, Сибирушко меня забирал.