– Гусляра не пожалел! – В девичий голос вновь прорвалось рычание. – От Богов взысканного! Этому бы Ялмачищу ненадобному…

Могучего воеводу ждала от рук царевны долгая и страшная смерть.

Эрелис опустил резец, спросил пасмурно:

– Но хоть пальцы живые? Шевелятся?

– Живые, дитятко, – успокоила Орепея. – Срастутся косточки, веселей прежнего играть будет.

Царята переглянулись:

– Мы бы враз вылечили…

– Так Крыло, детушки, не без насмотра остался. Нерыжень с братом при нём.

Эльбиз стукнула кулаком в лавку:

– А дядя Сеггар? Нешто Лишень-Разу спустил? Не верю!

– Знамо, спустил. Развёл их государь Гайдияр.

– Это же какая слава пойдёт! Неуступ заработок уступил! Значит, и поезд лихим людям предаст, копья не сломив!

Братец Аро переставлял деревянную скамеечку, понемногу обходя громоздившуюся в передней комнате дуплину. Он уже выровнял её снизу, чтобы держалась стоймя. Разметил ряды окошек и теперь трудился над ними. Морёное дерево едва поддавалось, но третий сын был упрямей.

– У Сеггара наши сводные за спиной. Их бережёт, поколи у Невлина отвоюем.

В добычном ряду продавались одни боевые ножи.

Они лежали на виду, блестящие и заржавленные. Такие чёрные от запёкшейся крови, что надписей на клинках не прочтёшь. Их прятали под тряпьём, но Ознобиша всё равно видел рукояти, исполненные бирюзой. Это для того, чтобы не залёживались без дела. Бирюза любит кровь. Высыхает и трескается, если жаждет подолгу. На поясах покупщиков и продавцов качались ножны, с виду слишком короткие для лезвий в полторы пяди, только это было притворство.

Ознобиша понял, почему так боялись добычного ряда сенные девки Эльбиз. Дорогу медленно перешёл Лихарь. Стень тоже приценивался к ножам. Щёлкал ногтем – звенят ли. Проверял отметины на сложенных в сторонке щитах. Нёс под мышкой деревянный ларец. Наружу свешивалась кольчуга. Сама серебрёная, нарамки вызолочены, финифтевые незабудки вереницами.

– Подарок смотрю, – растянул губы Лихарь. – Свадебный!

Ознобиша повернулся, побежал от него.