Гарко будто подслушал:

– Люди сказывают, андархи тоже про Воеводу поют. Только у них он будто бы с хасинами дрался.

Парни заулыбались:

– Пусть врут. Мы-то знаем.

Светел взял остывший уголёк, написал на ладони, показал Летеню.

– Боязное ремесло у Кербоги, – задумчиво проговорил витязь. – Когда твои песни расходятся, как круги по воде, одного слова хватит, чтобы язык усекли. Как деду Гудиму.

Небыш разворошил угли, спросил своё:

– Так Воеводу что… правда в железах? На торг рабский?

Светел кандалами замкнул на руках пальцы, угрюмо нахохлился. Повторил спотыкливый шаг пленника. Витязь кивнул:

– Это Кербога для красного словца вставил. Победное войско вёл Гедах, сын семьи, которую теперь зовут праведной. Он вспомнил о благородстве. Взял пленника в дом, приказал ходить за ним то ли жене, то ли сестре. Она, говорят, Воеводе потом сбежать помогла.

Гарко спросил:

– А правда, будто у царей временами дети родятся… точь-в-точь Прежние? Темноволосые, зеленоглазые?

Ребята стали смеяться:

– Отомстил Воевода!

– Андархи нам полторы деревеньки оставили пригульных, а мы им – вона!

– Только мы выродкам смеёмся, а первые Гедахи, говорят, круты были на расправу. Всех убивали.

– Ну и доискались себе на голову Беды. К нам-то брызгами долетело.

Шатёр полнился теплом. Вблизи жаровни даже дыхание паром не клубилось. Витязь оглядел хохочущих парней, всё понял без объяснений.

Один Светел знай хмурился. Повременил, тронул глухого за руку:

– Дядя Летень, а… с Крылом-то что сталось?