Но тут его смех оборвался. В голове проклюнулось воспоминание о сочащейся крови и предупреждении «все умрут», и как девушка яростно цеплялась за дверной проем цитадели, борясь с призраками, чтобы снова его предупредить.

Если бы не она, он бы умер.

«Бегите!» – прокричала богиня, пока руки тащили ее обратно в цитадель. До чего люто и отчаянно она выглядела! Все ли с ней в порядке? Цела ли она? На каких условиях она существовала? Какова ее жизнь? Ему столько всего хотелось узнать! Все. Он хотел узнать все и помочь ей. В Зосме, когда Эрил-Фейн предстал перед учеными и таинственно поведал о «проблеме» Плача, Лазло обуяло то же глубинное желание – помочь, словно такой, как он, имел хоть малейшую возможность решить такую проблему, как эта.

Там, лежа с закинутой на глаза рукой, его вдруг осенило, что богиня замешана в проблеме Плача на пока непонятном ему уровне. Но одно ясно наверняка. Она в опасности, взаперти, и проблема Плача только возросла в своей сложности.

Кому она воспрепятствовала этим криком? И какую цену за это заплатила? Беспокойство о ней лишь удвоило его волнение и настолько избавило от сонливости, что Лазло испугался, что вообще не уснет. Парень нервничал, что пропустит ее визит, будто его сны – это дверь, в которую она может стучать прямо в эту секунду и обнаружить, что никого нет дома. «Дождись, – мысленно взмолился он. – Пожалуйста, дождись меня». В конце концов он успокоил себя мыслями, которые назвал, не без доли самоиронии, «хозяйскими хлопотами». К нему никогда не приходили гости, и Лазло не знал, как себя вести. Как ее принять, если она все же придет, и где? Если правила этикета по приему богинь во снах и существовали, они ни разу не попались ему на глаза в Великой библиотеке.

Вопрос не только в гостиных и чайных подносах – хотя это тоже важно. Если бы она пришла к нему в реальности, он бы ограничивался реальностью. Но сны – это же совсем другое дело. Он – мечтатель Стрэндж. Это его царство, и в нем нет границ.

* * *

Сарай наблюдала, как мечтатель прикрывает глаза рукой. Услышала его смех. Отметила непривычную напряженность, признав в ней едва сдерживаемое беспокойство, и нетерпеливо ждала, когда она смягчится сном. Ее мотылек сидел в темном углу оконной створки. Даже когда юноша перестал ворочаться, она ждала достаточно долго, пытаясь определить, действительно ли он уснул. Его рука все еще была закинута на лицо, и, не видя его глаз, девушка не могла понять, притворяется он или нет. По очевидным причинам Сарай подозревала засаду и не могла увязать жестокость этого утра со спокойствием ночи.