И вдруг заметила, находясь вне сна, что его настоящая губа тоже зажата между настоящими зубами. Его беспокойство было осязаемым, и это обезоруживало. Она поняла, что мечтатель хочет ей угодить.

– Это все для меня? – тихо прошептала девушка.

– Прости, если что не так, – пролепетал Лазло, растерявшись. – Я никогда раньше не принимал гостей и не знаю, как это полагается делать.

– Гостей, – задумчиво повторила Сарай. Это слово… Когда она проникала в сны, то была нарушителем, мародером. Ее никогда не приглашали. Никогда не принимали с радушием. Охватившее ее чувство было совершенно новым – и непомерно приятным. – Я тоже никогда ни у кого не гостила, – призналась Сарай. – Так что у меня опыта не больше твоего.

– Какое облегчение! – выдохнул Лазло. – Мы можем придумать собственные правила, любые, какие посчитаем уместными.

Он выдвинул для нее стул. Сарай подошла, чтобы сесть. Никто из них никогда не проделывал этого простого маневра – как на суше, так и в воде, – и их одновременно осенило, что оставалось много места для ошибки. Выдвини стул слишком быстро или слишком медленно, сядь чуть раньше или очень грузно – и беда неминуема. Но они справились, и Лазло занял стул напротив. И вот они уже два человека, сидящих за столом и смущенно поглядывающих друг на друга сквозь струйку чайного пара.

Во сне.

В потерянном городе.

В тени ангела.

На грани бедствия.

Но все это – город, ангел, бедствие – сейчас казалось чем-то из другого мира. Мимо них, как элегантные корабли, проплывали лебеди, деревня окрасилась в пастельные тона с фрагментами голубых теней. Небо залилось розовыми пятнами, как на персиках, а в сладкой луговой траве на своем языке заговорили насекомые.

Лазло задумчиво уставился на чайник. Казалось, требовать от своих рук аккуратно разлить чай по столь изящным чашкам – это слишком. Поэтому он возжелал, чтобы чай разлился сам, и превосходно справился с задачей, словно с помощью невидимого официанта. Лишь одна капля пролилась на скатерть, испачкав льняную ткань, но Лазло быстро пожелал, чтобы та снова стала чистой.

Только представьте, каково обладать такой силой в реальной жизни! Лазло счел забавным, что эту мысль в нем пробудило именно очищение скатерти, а не создание целой деревни, птиц на реке, холмов вдалеке и сюрприза, скрывающегося за ними.

Его мечты и раньше бывали довольно продуманными, но не настолько. С тех пор как он прибыл в Плач, его сны стали необычайно яркими. Лазло задумался: не становились ли они такими четкими под влиянием богини? Или это его собственное внимание и ожидание привели юношу в состояние высшего осознания?