– Спасибо, – сказал он, поворачиваясь к девушке. Они и так стояли близко, ее тело прижималось к его руке. Движение сблизило их, и они оказались лицом к лицу: ее – поднято вверх, его – опущено вниз, и расстояния между ними едва хватало, чтобы просочиться струйке чайного пара, который чуть ранее парил на берегу реки, пока они сидели за столиком.
Для них обоих это было чем-то новым – эта близость, смешивающая дыхание и теплоту, – и возникло ощущение, будто они поглощают друг друга, сливаются воедино в утонченный тигель. Оба мечтали об этой интимности, но теперь поняли, что их мечты не были достоверными. Правда оказалась куда лучше любых фантазий. Буйные нежные крылья неистово запорхали. Сарай не могла думать. Ей хотелось только одного: продолжать сливаться.
Но между ними возникла преграда. Сарай все еще пыталась оправиться от видения блестевших клыков Разаласа и понимания, что все это – ее вина.
– Не благодари меня, – сказала девушка, отпуская руку Лазло, нарушая их связь и отводя взгляд. – Это я его привела. Тебе стоило бы вышвырнуть меня из своей головы. Я здесь лишняя, Лазло. Только и делаю, что все порчу.
– Ничего ты не портишь, – пылко ответил он, и его голос, похожий на лесной дым, никогда не звучал милее. – Я, может, и сплю, но это все равно лучшая ночь в моей жизни.
Лазло восхищенно рассматривал ее глаза, коричные брови, идеальную линию голубой щеки и соблазнительные губы со складочкой в центре – сладкие, как долька спелого фрукта. Он прошелся по ним взглядом и вернулся к глазам.
– Сарай, – сказал юноша, и звук ее имени напомнил мурлыканье равидов. – Ты должна понять. Ты желанная гостья в моем разуме.
И в его объятиях. И в его жизни. Он
Но сначала… сначала он просто очень-очень хотел ее поцеловать.
Лазло искал согласия в глазах девушки – и нашел его. Данное по своей воле. Казалось, будто с одной на другого перешла нить света, и означала она нечто большее, чем согласие. Соучастие и желание. Дыхание Сарай участилось. Она шагнула вперед, преодолевая то небольшое расстояние. Как обнаружилось, у их слияния есть граница, но пара ее игнорировала. Его твердая грудь прижалась к ее мягкой. Его руки опустились на девичьи бедра. Руки Сарай поднялись к его шее. Стены замерцали как рассветные лучи на бурной воде. Бесчисленные звездочки превратились в сияние, и ни Сарай, ни Лазло не знали, кто из них это сделал. Возможно, оба. В бесконечных ласках бриллиантов света было невообразимое великолепие, но наряду с ним – и осознание, и безотлагательность. Там, под кожурой сна, они оба знали, что рассвет близок и их объятия его не переживут.