Широкие упорные шаги – все ближе, все громче.

– Кто это? – спросил Лазло, продолжая держать Сарай за плечи. Ее паника начала передаваться ему. Будто перепрыгнула с ее кожи, распространяясь от ладоней и вверх по рукам, посылая вибрации страха. – Кто идет?

– Тсс, – глаза девушки так расширились, что стал виден весь круг белков, и когда она зашептала, ее дыхание сформировало беззвучные слова: – Он тебя услышит.

Бух.

Сарай застыла. Казалось, глазам уже некуда округляться, но им это удалось, и в короткую секунду тишины, когда шаги прекратились – эта жуткая пауза, которую на протяжении двух сотен лет боялся каждый дом в Плаче, – паника Сарай возобладала над доводами рассудка Лазло. Они оба жили ею, когда ставни без предупреждения сорвались с петель в хаосе из щепок и осколков. Снаружи оказалась тварь, чьи шаги сотрясали Плач. Это не было живое существо, но двигалось оно как живое, такое же гибкое, как равид, и блестящее, как разлитая ртуть. Сделано из мезартиума, гладкие бугры мышц позволяют приседать и прыгать. Туловище дикой кошки, шея и крупный горб быка, крылья острые и жесткие, как у гигантского серафима, хоть и помельче. А голова… голова создана из кошмаров.

У него была голова падали.

Разумеется, она была металлической, но, как и искусство на стенах комнаты Сарай – певчие птицы и лилии, которые так напоминали настоящих, что просто высмеивали мастеров-резчиков Плача, – выглядела очень живо и правдоподобно. Или, скорее, мертво и правдоподобно. Тварь была мертвой и гниющей, с ее черепа свисала кожа, обнажая остатки зубов, оскаленных в гримасе, а еще огромные черные глазницы, с ужасным всевидящим светом. Рога, толстые, как руки, сужались к острым концам. Чудовище забило копытом по земле и откинуло назад голову, издав громоподобный рев из своего металлического горла.

Это Разалас, чудище с северного якоря, но не он был настоящим монстром. Истинное чудовище ехало на нем верхом.

Скатис, бог монстров, господин металла, похититель сыновей и дочерей, мучитель Плача.

Лазло видел его лишь на грубо нарисованном настенном изображении, но теперь смог узреть бога, который похитил так много – не только сыновей и дочерей, хотя это было сердцем его темных деяний: Скатис украл небо у города и город у мира. Только представьте, какая колоссальная, изощренная сила для этого требовалась! И вот перед ним предстал сам бог.

Казалось бы, его вид должен конкурировать с Богоубийцей – темный аналог его света, как два короля, стоящих напротив друг друга на игральной доске.

Но нет. Он и в подметки не годился Богоубийце. Не было в нем ни мрачного величия, ни великолепия – обычный рост, заурядная внешность. Далеко не тот бог демонов, о котором говорилось в мифе. Помимо цвета – все того же голубого – в нем не было ничего выдающегося. Ну, и еще злоба на лице. Он не был красив или уродлив и выделялся только жестокостью, горящей в серых глазах, и змеиной улыбкой, сочащейся коварством и ядом.