— Тогда мы разведем огонь и сожжем все, что осталось, — сказал он мне. — Там тела людей перемешаны с останками животных. Мы отпустим их в дым и пепел вместе, и на этот раз, пока они горят, мы хорошо запомним, кем они были.

Я поблагодарил его. Со времени смерти Молли мои волосы не слишком отросли. Я даже не мог связать их в хвост воина. Но я отрезал как можно больший клок и отдал его Кинчу, попросив проследить, что их сожгут на этом погребальном костре. Он взял мой символ траура и обещал сжечь его вместе со своим.

Я спросил, кто следит за птицами, и ко мне подошла девочка лет четырнадцати, заявив, что это была работа ее родителей, а теперь — и ее. Застенчивый молодой человек из конюшен сказал, что непременно поможет ей привести в порядок голубятню, и она с благодарностью приняла его предложение.

Так все и шло. Диксон был все еще беспечно забывчив, но многие из слуг начали возвращаться к работе. Когда я вновь оказался в доме, несколько поврежденных гобеленов уже были сняты, входные двери починены и полностью закрывались.

Ужин проходил мрачно. Капитан Роустэров присоединился к нам за столом, вместе со своим помощником. Капитан Стаут был примерно моих лет, и не сразу связал Тома Баджерлока и Фитца Чивэла Видящего. Он удивил меня, вспомнив то, что я делал с перекованными во время войны с Красными кораблями.

— Это была грязная, кровавая работа. И опасная. Тогда я восхищался вами. Потом я потерял вас из виду, но всегда помнил, что хватка у вас есть.

Он говорил прямо и открыто. Два года он командовал Роустэрами, и ему очень хотелось сделать из этой банды разбойников и воров что-то дельное.

Однако его помощник Крафти был совсем другим человеком. Он выглядел полностью довольным собой, улыбался и подмигивал каждой служанке, входившей в зал. Все они пугались или сердились на его вульгарные заигрывания, и это сначала сбивало его с толку, а затем начало сердить. Еда здесь была простой и вкусной, из весьма облегченной в запасах кладовой, и капитан сердито поморщился, когда Крафти заметил, что в Баккипе они привыкли к лучшему обхождению. Я не стал ему отвечать, что в Ивовом лесу мы привыкли к лучшим манерам. Слуги двигались неуверенно, почти не понимая, что делают, и меня раздражало еле скрытое презрение Крафти к нашему сельскому гостеприимству.

Но дальше стало хуже. Мы призвали всех служащих поместья, взрослых и детей, собраться в Большом зале. Там, в большом котле, в камине, мы заварили эльфовую кору. Те, кто уже выпил ее, стояли мрачные и молчаливые, готовые предложить утешение тем, кто скоро разделит их знание. Потрепанные остатки зимних украшений, ждавшие так и не случившегося праздника, все еще болтались на стенах. Я приказал принести эль и вино, и не осуждал тех, кто пожелал найти в них мужество. Мы с Чейдом и Олухом заняли места за высоким столом. Лант и Булен разливали крошечные порции крепкого настоя в чашки. Заодно им предстояла тяжелая задача наблюдать за людьми, которые превращались из растерянных в печальных или разбитых. Каждому из них задавалось два вопроса: «Помните ли вы что-нибудь, что могло бы помочь в поисках налетчиков?» и «Видели ли вы леди Шан или малютку Би?»