— Шут. Любимый. Сейчас ты должен мне помочь. Мы убьем их всех, но только если ты поможешь мне. Зачем они пришли в Ивовый лес? Зачем забрали Би и Шан? Что они намерены делать? Почему там были чалсидианцы? И, самое главное, куда они их везут? Куда? Остальные вопросы тоже важны, но, если ты сможешь ответить на этот, мне будет достаточно найти их, убить и забрать своего ребенка.

Я видел, как он обдумывает ответ. Он думал. Я ждал. Он нащупал чашку, поднял ее и сделал осторожный глоток.

— Это моя вина, — начал он. Я хотел возразить, прервать его, хотел уверить, что он не виноват. Но слова потекли из него, и я не стал прерывать этот поток.

— Как только они узнали, кем ты был для меня, то стали тебя искать. Чтобы убедиться, что ты не знаешь того, что они не могут вытрясти из меня. Слуги узнали твое имя. Я уже рассказывал, как это произошло. Они знали о Фитце Чивэле, знали о Баккипе. Но о Томе Баджерлоке и Ивовом лесе они знать не могли. Курьерам, которых я посылал к тебе, имени я не называл. Я давал им обрывки знаний, которые помогли бы им найти следующее место и задать следующий вопрос, который мог привести к тебе. Фитц, я делал все возможное, чтобы защитить тебя, даже когда отправлял мольбу и предупреждение. Я могу только предполагать, что они схватили одного из курьеров и пытали его.

Он громко отхлебнул чай, вместе с варевом всасывая воздух.

— А может быть, они просто следовали за мной. Возможно, они могли видеть то, что не видел я: мое неизбежное возвращение к Изменяющему. Возможно, они даже рассчитывали, что ты убьешь меня. Каким милым, должно быть, они считали это!

Но теперь я боюсь чего-то еще более темного. Если они узнали, что я просил тебя найти нежданного сына и сберечь его, они могли решить, что ты уже сделал это. Возможно, они пришли в Ивовый лес в надежде найти его. Ты сам слышал, что они спрашивали про него.

Но самое страшное не это. Что, если они знают больше, чем мы? Что, если после того, как ты вернул меня из мертвых и сделал невозможной большую часть старого будущего, они породили новые пророчества? Что, если они знали, что при нашей встрече на рынке ты убьешь меня? А если не убьешь, то попытаешься спасти? Что ты займешься мной, оставишь свой дом без присмотра, и тогда они смогут напасть, заняться грабежом и поисками нежданного сына, который ничего не боится?

Его слова переполнили меня беспокойством еще до того, как он закончил:

— Что, если мы до сих пор танцуем под их дудку? И не слышим этого, а потому не можем изменить движение, и продолжаем прыгать и вертеться по их воле?