— Ничего я не делал. Не было никакой маленькой девочки. Мы забрали только…

Я наклонился вперед. Улыбнулся.

— Думаю, что насильник должен выглядеть как насильник, а не просто как красавчик.

Я прижал кончик ножа к его левому глазу. Он перестал дышать и замер, думая, что это просто угроза. Глупец. Я разрезал его лицо, от глаза до челюсти. Он закричал и дернулся в сторону. Кровь начала заливать его шею. Я видел, как закатились его глаза, когда он собрал все силы, чтобы не упасть в обморок. Ведь обморок, насколько я знал, не имеет никакого отношения к мужеству. Отмерьте правильную меру боли — и кто-то обязательно потеряет сознание. Я же хотел только, чтобы он начал по-настоящему бояться меня. Я наклонился и приложил кончик ножа к его паху. Теперь он знал, что некоторые мои действия — не просто угроза.

— Нет! — крикнул он и попытался отодвинуться.

— Просто расскажи мне о женщине в красном платье и о ребенке с ней.

Он сделал три медленных вдоха.

— Правду, — подсказал я ему и немного надавил на нож. Мои ножи всегда очень острые. Этот распорол ткань его брюк.

Он попытался заползти глубже в сугроб. Я наклонился к нему ближе, и он замер.

— Расскажи мне все, — предложил я.

Он посмотрел вниз и коротко, быстро задышал.

— Там были маленькие девочки, дома. Пандоу любит таких. Он взял одну или больше. Я не думаю, что он убил их. Мы никого из них не увезли, — он скривился. — Мы вообще мало что увезли из этого дома. Я взял меч. Но мы взяли двух пленников. Мальчика и его служанку. Вот и все.

Я видел, как в нем родилось замешательство, когда он попытался собрать свои воспоминания о налете, не вспомнив об Эллике.

— Где мальчик и его служанка? — Мой нож увеличил разрез на ткани.

— Мальчик? — повторил он, будто забыл, о чем только что говорил. — Мальчик сбежал. Остальные тоже разбежались. Они носились туда-сюда и орали.

— Подожди! — я поднял руку. — Расскажи по порядку, что случилось, когда вы потеряли пленников. С самого начала.

Я поднял лезвие, и он глубоко вздохнул. Но я по-кошачьи быстро приблизился к нему. И прижал кончик ножа под здоровым глазом. Он поднял окровавленные руки, стараясь защититься.

— Не стоит, — ответил я, и вынудил его опрокинуться на снег. Затем сделал надрез. Не глубокий, но достаточный, чтобы вырвать у него короткий вскрик.

— Тише, — сказал я. — Теперь рассказывай.

— Была ночь. Мы были пьяны. Праздновали.