Внезапно он замолчал. Что-то хотел утаить?

— Что праздновали?

Он сделал несколько вдохов.

— У нас был пленник. Тот, который мог делать магию. Мог заставить людей не видеть нас… — и снова замолчал, пытаясь сложить свои отрывочные, беспорядочные воспоминания.

— Я тебя ненавижу, — бодро произнес я. — Мне нравится причинять тебе боль. Возможно, ты не захочешь дать мне еще повод поранить тебя, — я поднял голову. — Насильнику не обязательно быть красивым. Ему не нужен нос. Или уши.

Он зачастил:

— У нас был толстый человек. Мужчина, похожий на мальчика. Винделиар. Тот, кто может заставить вас забыть что угодно. Мы отделили его от бледных людей и убедили, что пора развлечься. Что можно использовать его магию для всего, что ему хочется. Мы хотели сделать его похожим на нас и заставить думать, что мы его друзья. И это сработало. Он принес бы больше, чем любой другой, больше всего, что они нам предлагали. Мы собирались привезти их обратно в Чалсед и продать на рынке, а волшебника оставить себе.

Получилась большая история, но меня это не интересовало.

— Вы отмечали. Что же случилось потом?

— Я захотел женщину. Я не должен был просить об этом. Но они были добычей, а я имел право на свою долю, а их было много. Но у нас их не было… — и слова иссякли. Не способный вспомнить Эллика, он не знал, почему они работали на женщин, не говоря уже о том, почему он воздержался от насилия. — Мне отдали самую уродливую. Мы вообще думали, что она не баба. Но она была единственной… — он снова замолчал. Я не мешал собирать ему отрывки воспоминаний. — Она начала кричать прежде, чем я коснулся ее. Она сильно вырывалась, когда я попытался раздеть ее. Если бы она так не делала, я бы тоже не сделал… я не делал ничего, чего что нельзя делать с бабами. Ничего, что могло убить ее! А она кричала и кричала… И кто-то притащил Винделиара… наверное. Я не знаю. Что-то произошло. Ох. Женщина, старая, толстая, мы хотели взять ее. Но потом… И все сошли с ума. Мы гонялись за ними, охотились… и кровь… а потом мы пошли друг против друга. Братья по оружию. Мы ели вместе, сражались бок о бок четыре года. Но тот, которого она привезла с собой, тот, который может заставить крестьян не видеть нас? Он пошел против нас и заставил забыть о нашем братстве. Все, что я мог вспомнить тогда, это обиды, случаи, когда они обманывали меня в кости, или брали женщину, которую я хотел, или ели больше, чем заработали. Я хотел убить каждого из них. Убил двух. Двух моих братьев. Двух, которым я давал слово. Один ранил меня в ногу прежде, чем я покончил с ним. Чриддик. Он это сделал. Я пять лет знал его. Но я дрался и убил его.