– Декорации меняются, люди стареют, появляются новые лица, но аплодисменты остаются все такими же. Бурными, заразительными и весьма коротко длящимися.

– Хм, – буркнул Трясучка.

Его участие в беседах нынче тем, пожалуй, и ограничивалось. Но Коску это вполне устраивало. Хоть он и пытался время от времени измениться, говорить по-прежнему любил гораздо больше, чем слушать.

– Я, конечно, Орсо всегда терпеть не мог, но падение его меня не особенно радует.

Огромная статуя грозного герцога как раз появилась в поле зрения на боковой улице. Орсо охотно покровительствовал скульпторам, рассчитывая, разумеется, на то, что объектом для изображения выберут его. Сейчас перед статуей высились леса, на которых стояли несколько человек, весело разбивая суровое лицо молотами.

– Вчерашнего героя уже сбрасывают с пьедестала. Как скинули меня самого.

– Вы вроде бы обратно забрались.

– Вот-вот, и я о том же. Нами правят приливы и отливы. Послушать только, как славят они Рогонта и его союзников, еще недавно самых презренных тварей в мире. – Коска указал на стену, где красовались плакаты, на которых был изображен герцог Орсо, сунутый лицом в отхожее место. – Держу пари, если сорвать верхний слой, откроются другие картинки, хулящие грязнейшим образом половину этой процессии. Я помню одну – там Рогонт какает в тарелку, а Сальер ковыряется в его дерьме вилкой. И другую – герцог Лирозио пытается забраться на лошадь. Говоря «забраться», я имею в виду…

– Хе, – сказал Трясучка.

– Лошадь была не в восторге. Сорвать еще несколько слоев, и – я краснею, признаться, – можно увидеть меня самого, заклейменного как последний негодяй Земного круга. Но сейчас… – Коска послал вычурный воздушный поцелуй каким-то дамам на балконе, и те кокетливо разулыбались, явно видя в нем героя-освободителя.

Северянин пожал плечами.

– Люди здесь легковесные. Ветер несет их куда захочет.

– Я много путешествовал… – Коска откупорил флягу, размышляя, можно ли так назвать разорение одной страны за другой. – …И по моему опыту, они везде такие. Люди могут иметь сколь угодно глубокие убеждения насчет устройства мира вообще, но, будучи вынуждены жить по ним сами, обнаруживают, что это крайне хлопотно. Мало кто позволит моральным принципам помешать обогащению. Или хотя бы причинить неудобство. Человек, который продолжает верить в то, что дорого ему обходится, – тип редкий и опасный.

– Только дурак из дураков выберет трудный путь лишь потому, что он правильный.

Коска сделал большой глоток, поморщился, поводил языком во рту.

– Только дурак из дураков может вообще сказать, какой путь правильный, а какой нет. Я так точно этого никогда не знал.