От волны неимоверного облегчения у Зоба чуть не подогнулись распухшие колени. Однако Доу был более уклончив.

– Можно было это сделать и вчера, когда я предложил. Так нет же, черт возьми, вынудили нас всю ночь окапываться.

– Он предлагает это сегодня. Сейчас.

Доу поглядел на Зоба, тот пожал плечами:

– Лучше поздно, чем слишком поздно.

– Хм.

Доу с прищуром поглядел на девицу, затем на воина и на маршала, словно прикидывая, сказать «да» или «нет». Вздохнул, упер руки в боки.

– Ну да ладно. Мне оно и самому не больно было надо, причем с самого начала. Тут еще своих рубать – не перерубать, а приходится вместо этого на вас, гадов, расходоваться.

Девица сказала несколько слов отцу, выслушала ответ.

– Мой отец испытывает большое облегчение.

– Ну так и мне теперь дышать легче. Правда, вначале еще приборка предстоит, – Доу окинул взглядом картину побоища, – да и вам, наверно, тоже. А там уж и о деталях поговорить можно. Встретимся завтра, эдак после обеда. У меня на пустое брюхо дела не решаются.

Девица взялась передавать это отцу на языке Союза. Зоб глядел сверху на красноглазого солдата, а тот снизу на него. На шее у солдата кровоточила длиннющая ссадина. Небось он, Зоб, ему ее и сделал; он или кто-то из его теперь уже мертвых друзей. Надо же, часа не прошло, как они бились со всей лютостью и желанием друг друга уничтожить. А теперь в этом нет надобности. Был ли в этом смысл?

– Ох, он и рубака, этот ваш рыцарь, – уважительно сказал Доу, суммируя более-менее мысли Зоба.

– Он, – девица оглянулась через плечо, подыскивая нужное слово, – королевский наблюдатель.

Доу язвительно фыркнул.

– Ох уж он нынче, язви его, понаблюдал. Не человек, а дьявол во плоти. А это у меня высшая похвала. Такого б сюда, к нам, на эту сторону Белой реки – ему бы цены не было. Будь он северянином, его бы во всех песнях воспели. Черт, вот кому надо быть королем. А не каким-то там наблюдателем.

Доу улыбнулся волчьей улыбкой.

– Спроси-ка, а не пошел бы он ко мне на службу?

Девица открыла было рот, но тот буйвол заговорил сам, с чуждым выговором и престранным, каким-то девчачьим, не соответствующим внешности голосом.

– Мне и здесь хорошо, – сказал он.