– Мне она интересна лишь по его поручению.

Хоа не говорит ничего. Возможно, он обдумывает ее слова. Возможно, это предложение перемирия или объявление притязаний. Ты качаешь головой и проходишь мимо обоих.

В дальнем конце главного покоя, на груде подушек и покрывал лежит тонкая темная фигурка и хрипло дышит. Он чуть шевелится и приподнимает голову, когда ты подходишь. Когда ты склоняешься к нему прямо на расстоянии его вытянутой руки, с облегчением узнаешь его. Все остальное в нем изменилось, но, по крайней мере, его глаза остались прежними.

– Сиен, – говорит он. Голос его скрежещет, как гравий.

– Теперь я Иссун, – машинально отвечаешь ты.

Он кивает. Кажется, это причиняет ему боль – на мгновение он зажмуривается. Затем он делает очередной вдох, откровенно расслабляется и несколько оживает.

– Я знал, что ты не погибла.

– Тогда почему ты не пришел? – говоришь ты.

– У меня были собственные проблемы. – Он чуть улыбается. Ты прямо слышишь, как сминается кожа на его левой скуле – там огромный ожог. Его взгляд перемещается на Сурьму – медленно, как движение камнееда. Затем он снова возвращается к тебе.

(К ней, к Сиенит.)

К тебе, Иссун. Ржавь, ты будешь счастлива, когда поймешь, в конце концов, кто ты есть.

– И я был занят. – Алебастр приподнимает свою правую руку. Она резко заканчивается в середине предплечья, его торс ничем не прикрыт, и ты видишь, что произошло. От него мало что осталось. Он много чего потерял, и от него несет кровью, мочой, гноем и горелым мясом. Однако травму руки он получил не в пожаре Юменеса. Культя накрыта чем-то темным и коричневым, и это явно не кожа – слишком твердое, что-то слишком однородно-известковое на вид по своему составу.

Камень. Его рука стала камнем. Но бо́льшая часть ее исчезла, а культя…

…отметины зубов. Это отметины зубов. Ты снова поднимаешь взгляд на Сурьму и думаешь об алмазной улыбке.

– Слышал, что и ты была занята, – говорит Бастер.

Ты киваешь, оторвав, наконец, свой взгляд от камнееда. (Теперь ты знаешь, какой камень они едят.)

– После Миова я… – Ты не знаешь, как это лучше сказать. Есть скорби слишком глубокие, чтобы их переносить, но ты переживаешь их снова и снова.

– Мне надо было стать другой.