Кенеб кивнул:
– Воля ваша, адъюнкт. Однако ваши офицеры чувствуют ответственность – за своих солдат…
– Многие из которых погибнут, рано или поздно, на том или ином поле боя. Возможно, даже здесь, в И'гхатане. Мы осаждаем город, а осада – дело кровавое. У меня нет времени, чтобы морить их голодом. Чем дольше Леоман продолжает сопротивление, тем выше вероятность новых мятежей на территории Семи Городов. В этом я полностью согласна с Первым Кулаком Дуджеком.
– Тогда почему, адъюнкт, мы не приняли его предложение прислать подкрепление?
Полдюжины ударов сердца она молчала, затем сказала:
– Мне известно о настроениях, которые ходят среди солдат этой армии – и никто из этих солдат, похоже, не знает, в каком состоянии на самом деле Войско Однорукого.
– На самом деле?
Тавор шагнула к нему:
– Почти ничего не осталось, Кенеб. Сердце – самая сердцевина Войска – потеряна.
– Но… Адъюнкт, он ведь получил подкрепления, не так ли?
– Потерянное невозможно восстановить. Новобранцы: генабарийцы, натии, половина гарнизона Крепи… да, пересчитай сапоги, и выйдет армия в полном составе, но, Кенеб, пойми – Дуджек
Кенеб был потрясён. Он отвернулся, расстегнул застёжку на шлеме, стащил его с головы, затем провёл рукой по спутанным, мокрым волосам.
– Худ бы нас побрал! Последняя великая армия Империи…
– Теперь – Четырнадцатая, Кулак.
Кенеб недоумённо уставился на неё. Тавор принялась расхаживать по шатру:
– Разумеется, Дуджек предложил помощь, потому что он… потому что он – Дуджек. Впрочем, меньшего нельзя было и ожидать от Первого Кулака. Но он… они пострадали достаточно. Их задание теперь – дать Семи Городам ощутить присутствие Империи. И нам бы молиться своим богам, чтобы их мужество никто… никто не решился подвергнуть испытанию.
– Поэтому вы так торопитесь.
– Леомана необходимо уничтожить. И'гхатан должен пасть. Сегодня.
Кенеб долго молчал, затем спросил: