Они кашляли, плакали, бормотали что-то невнятно – солдаты сидели и лежали вокруг Геслера, который стоя пытался подвести счёт – имена, лица, невыносимая усталость всё плавила воедино. Он увидел Осколка – его сестра, Синн, свернулась у него на руках, точно младенец, и крепко спала, а в раскрытых, невидящих глазах капрала застыло что-то вроде потрясения. Рядом был Тюльпан – тело изорвано, множество рваных царапин – но он прополз весь путь без жалоб, а теперь сидел на камне, молчаливый, окровавленный.
Хруст присел на корточки рядом с утёсом и пытался выломать двумя обломками камня кусок золота, сплавившегося со свинцом. На его длинном, уродливом лице застыла глуповатая ухмылка. Улыбку окружили дети – от такого внимания она явно страдала, и Геслер заметил, как она поднимает глаза к ночному небу – снова, и снова, и снова, и этот жест сержант отлично понял.
Флакон их вывел. Со своей крысой.
– Капитан! Мы двоих потеряли!
Все головы повернулись к нему.
Капрал Битум вскочил на ноги, затем пошатнулся, как пьяный, повернулся к стене теля.
Бальзам прошипел:
– Скрипач… и этот пленник! Ублюдок его убил и теперь там внутри прячется! Ждёт, пока мы уйдём!
Корабб тащил умирающего столько, сколько смог, но теперь и ему, и малазанцу пришёл конец. Они застряли в сужающемся тоннеле, в непроглядной тьме, и Корабб даже не был уверен, что двигается в правильном направлении. Может, они повернули назад? Он ничего не слышал… никого. Раньше ползли, пыхтели, протискивались… наверняка поползли не в ту сторону.
Не важно, всё равно им отсюда не выйти.
Никогда. Два скелета останутся лежать под мёртвым городом. Достойный курган для воина Апокалипсиса и малазанского солдата. Справедливо, даже – поэтично. Корабб не будет жаловаться, и когда встанет рядом с этим сержантом у Врат Худа, будет гордиться таким спутником.