Смерть, и это семя, давным-давно закопанное. Мы возвращаемся. Мы возвращаемся в этот мир…

И она потянулась к нему, коснулась ладонью, влажной от пота, маленькой, мягкой, разжала его пальцы, так что выпал липкий от крови булыжник, – ухватила его за руку, словно в ней горела острая потребность, и Флакон понял, что дитя у неё в утробе зовёт, кричит на собственном безмолвном языке, о своих нуждах, своих требованиях…

Ногти впились в порезы на его ладонях…

Флакон резко очнулся, заморгал – дневной свет уже почти померк – а снаружи к нему протянулась маленькая рука, сжала его ладонь, потянула.

Помощь.

– Помогите! Эй, ты, снаружи… помоги нам…

Сорт потянулась ещё выше, чтобы всё-таки снять девушку, но тут Синн обернулась, и что-то блеснуло в её взгляде, направленном на Фарадан.

– Ну, что тепе…

А потом послышался слабый голос, исходивший будто из самих камней. Глаза Фарадан Сорт расширились.

– Синн?

Рука девушки скользнула в расселину – и теперь там что-то сжимала.

Кого-то.

– Ох, нижние боги!

Снаружи послышался хруст, сапоги скребут по камню, затем затянутая рука в перчатке проскользнула с другой стороны, рядом с запястьем девушки, и Флакон услышал:

– Ты, внутри – кто? Меня слышать?