Лошади вынесли спутников из долины, мухи вились и вертелись в воздухе, преследовали беглецов.
Они выехали на дорогу, ведущую от развалин причала, что стоял на прежней кромке берега. Глубокие колеи уходили выше по склону, остались ещё с тех времён, когда болото было озером. Теперь эти колеи изорвали когти дождей, ибо вода не находила прибежища в корнях – ведь растительность миновавших столетий исчезла. Деревья вырубили, траву съели.
Путники поднялись на гребень, где дорога выравнивалась, а затем принималась пьяно петлять по равнине, среди известняковых холмов; вдалеке же, на расстоянии примерно трети лиги к востоку, виднелась маленькая, ветхая деревушка. Пристройки с пустыми загонами для скота и огороженными выгулами. В стороне от дороги, рядом с краем деревушки свалено полсотни древесных стволов: древесина серая, как камень, там, где её не очернило пламя, – но, похоже, даже в смерти деревья сопротивлялись своему уничтожению.
Такое ожесточённое упрямство было понятно Геборику.
Серожаб сбавил скорость и теперь скакал в десяти шагах справа от Резчика. Судя по всему, даже в животе у демона уже не осталось места для мух, ибо его широкая пасть оставалась закрытой, вторые веки прикрывали глаза – молочно-белые, сомкнутые так плотно, что виднелись лишь узкие щёлки. А настырные насекомые так облепили всё тело Серожаба, что оно казалось почти чёрным.
Как и спина Резчика впереди. И конь, на котором скакал даруджиец. Со всех сторон земля кишела, бурлила поблёскивающими, обезумевшими мухами.
Словно дикий зверь, который внезапно пробудился, Геборик выпрямился в седле…
Лошадь Скиллары шла карьером за скакуном Дестрианта, чуть левее старика, а следом ехала Фелисин. С нарастающей тревогой она выругалась, когда мухи окружили всадников полуночной тучей, поглотили весь свет, а в жужжании вдруг послышался шёпот, слова, которые ползли в её сознание, перебирая десятком тысяч крохотных ножек. Скиллара с трудом сдержала крик…