– Зенки разуй! Нашла европейца! – прошипел босс ей вслед.

Я не сдержала улыбки:

– Впредь тебя никто не побеспокоит. Положись на меня.

– Спасибо, Пейдж. – Джекс наконец успокоился. – Зик, пойдем в мой кабинет, потолкуем.

Зик двинулся вверх по лестнице, не спуская глаз с Питера, парящего напротив своего последнего шедевра.

Джекс стиснул мою руку и шепнул:

– Видела его лабиринт? Ну как?

– Очень темный и…

– Прекрасно. Все, ни слова больше. – Джекс буквально взлетел по лестнице, попыхивая на бегу сигарой.

Меня оставили в компании трех чемоданов и призрака покойного живописца. При всей моей любви к Питеру, собеседник он был неважный.

Часы показывали половину двенадцатого. Скоро вернется Элиза. С чашечкой свежесваренного кофе я направилась в гостиную, где висела наша гордость – полотно кисти Джона Уильяма Уотерхауса. Женщина в темно-вишневом платье смотрит в хрустальный шар. Джекс отвалил перекупщику огромные деньги за три картины мастера, попавшие в черный список Сайена. Было здесь и изображение Эдуарда VII со всеми регалиями. Устроившись у открытого окна, я стала читать новый памфлет за авторством Джекса – «Уловки странствующих мертвецов». Предыдущие главы рассказывали о четырех типах духов: ангелах-хранителях, привидениях, музах и психопомпах-проводниках. Сегодня настал черед полтергейстов.

Ровно в двенадцать появилась Элиза, по обыкновению промышлявшая где-то с фантомами. Она протянула мне стаканчик быстрорастворимой лапши с Лайл-стрит.

– Привет. Как считаешь, Питер сейчас осилит второй «Ванитас со скрипкой и хрустальным шаром»?

Элиза Рентон была четырьмя годами старше и служила у Джекса медиумом – специалистом по липовому искусству. Рожденная неподалеку от Сент-Мэри-ле-Боу, кузницы всех кокни, она до девятнадцати лет проработала в нелегальном театре на Кат-стрит, но после прочтения «Категорий паранормального» устроилась к Джексону и стала его основным источником дохода. Настоящая красотка, с гладкой оливковой кожей, глазами цвета зеленого яблока и копной золотых кудряшек. У нее никогда не переводились поклонники; даже фантомы ее обожали. Но Джекс изначально ввел для подчиненных табу на любовные отношения и отменять его не собирался.

– По-моему, нет. У нашего гения творческий кризис. – Я отложила памфлет. – Уже видела новеньких?

– Только Надин. Ну и фрукт! Поздоровалась через губу, и все. – Элиза уселась рядом со мной. – Она точно шептунья?

– Возможно, хотя инструмента при ней не было. – Я сняла крышку с дымящейся лапши. – А с Зиком общалась?

– Только мельком. Аура у него любопытная, конечно, – прямо темно-оранжевая.