Не задержали Кащея и холопья Мороза — мароссы-трескуны. О, их здесь хватало! Легкие, невесомые, они носились подобно клубящимся снежинкам, издавая при каждом шаге легкий треск. Потрескивают не сами мароссы, но промерзлая земля и стволы деревьев, когда эти призрачные духи касаются их ледяными пятками. Дыхание маросса источает стужу — дунув единым хором, они способны поднять настоящую вьюгу.

Кащей не смотрел по сторонам — его мало интересовали белоснежные красоты Холгола. Размеренным шагом он прошел все подворье насквозь — к большим обледенелым дверям, закрывающим вход во внутренние помещения.

Полдюжины мароссов старательно дули на лед, наращивая все новые слои. Другие полдюжины с кирками и лопатами его обкалывали и обтесывали, придавая стройные приглядные формы. Под руками сих искусников постепенно обретали вид прекрасные статуи, выточенные как будто из лучшего горного хрусталя.

Мастерами руководил низенький белобородый старичок в долгополом кожухе — Зюзя, неизменный ключарь деда Мороза. Коротенькими пухлыми пальцами он указывал на недостатки и несоответствия, незлобиво журил, когда кто-нибудь из мароссов намораживал слишком большой ком или откалывал больше требуемого.

— Поздорову тебе, Кащей-батюшка, — чуть поклонился он, заприметив скелетоподобную фигуру. Особой приветливости в его голосе не слышалось, но и враждебности тоже. — К хозяину по делу, аль так, летел мимо, да заскочить надумал?

— По делу, — чуть шевельнул иссохшими губами Кащей. — Где сам Студенец?

— Отлучился хозяин — на объезд поехал, берега посмотреть, — ответил словоохотливый Зюзя. — Неудачно совпало — разминулись вы с ним.

В мертвых глазах Кащея ничего не отразилось. Хотя он мог бы сказать, что ни о каком совпадении нет и речи — колесница бессмертного царя почти три дня кружила в поднебесье, дожидаясь момента, пока дед Мороз соизволит покинуть свой ледяной терем. Летучий змий страшно закоченел, отогреваясь только собственным нутряным огнем.

— Подожди немного — хозяин сулил на закате воротиться, — предложил старый ключарь. — Недолго уже.

— Хорошо, я подожду, — прошел мимо Зюзи Кащей.

Но оказавшись внутри, сразу двинулся на третий поверх — в верхнюю часть женской половины терема. И дальше, дальше, дальше — к самой просторной светлице…

Белолицая красавица Снежана печально напевала колыбельную, покачивая ледяную зыбку. В ней весело агукала новорожденная девочка, нимало не смущенная, что вокруг только лед и нестерпимый холод.

Как-никак, она приходилась внучкой деду Морозу и богине Зиме.

Хозяйке тихонько подпевали снежные девы-чернавки — Зимница и Ледяница. Они сидели рядышком за ледяными кроснами, творя дивную серебристо-белую ткань-продольницу. Через некоторое время ей суждено превратиться в чудесный сарафан для молодой матери.