Да уж не подменили ли батюшку Кащея?!
А Кащей тем временем вкушал заморские яства наедине с Василисой Премудрой, не отрывая от нее ледяного взора. Та уже битый час мусолила одну-единственную виноградину, безуспешно пытаясь преодолеть чудовищную неловкость. Молчание, залившее все вокруг, давило каменным сводом, точно гробовая крышка над головой.
Да, Симтарин-трава подействовала, спору нет. Бессмертный царь и в самом деле влюбился в нее, Василису, влюбился по самые уши.
Только вот выглядела его любовь как-то очень уж странно — одно слово, Кащей!
Сначала Василиса думала, что теперь-то ей уж точно от подклета не отвертеться. И страшно этого боялась — умом-то понимала, что ничего не поделаешь, придется, но лечь в постель с этаким чудищем, позволить ему себя ласкать… бр-р-р, даже подумать тошно!
Однако ничего подобного не последовало. Похоже, права была Зоя — отсохло давно все у старикашки, теперь так, вприглядку только…
Кащей ограничился несколькими поцелуями — скромными, целомудренными. Дальше заходить не стал, видимо посчитав, что этого вполне достаточно.
Уже четвертый день Василиса неотлучно находилась при втюрившемся колдуне. Он сверлил ее взглядом так, словно хотел проделать дырку. Но чувств при этом никаких не проявлял — ласковости во взоре не прибавилось, теплоты в голосе по-прежнему не слышалось.
Мертвец, как есть мертвец…
— Почему ты так мало ешь? — сухо спросил Кащей.
— Аппетита нет… — надула губы Василиса.
— Может быть, ты хочешь чего-нибудь другого? Пожелай — и сюда доставят любые кушанья.
Василиса окинула взглядом ломящийся стол, накрытый только для них двоих, и задумалась — каких же еще кушаний она может пожелать? Вот миска, доверху наполненная селедочными щеками. Вот заморские слизняки в раковинах — устерсы. Вот диковинный подземный гриб — тартюфель. Вот рагу из соловьиных языков. Вот суп из хвостов неродившихся поросят, извлеченных из утробы матери. Вот новорожденный козленок, сваренный в горных травах. Вот сладкие вина заграничные — фряжские, гишпанские и цареградские.
— Я исполню любое твое желание, пусть оно будет насколько угодно невыполнимым, — равнодушно сказал Кащей, чуть шевеля пергаментными губами. — Я — полновластный царь этой земли. Для меня нет ничего невозможного.
Василиса наконец проглотила злополучную виноградину и крепко задумалась. Она привычным жестом погладила цепочку на шее, провела пальцем по краешку хрустального бокала, не поднимая на Кащея глаз, и очень тихо сказала:
— Ты и в самом деле любишь меня, господине Кащей?
— Да. Не знаю, почему, — плотно сжал губы кошмарный старик, — но я действительно испытываю к тебе непреодолимое влечение. Для меня это странно. И необычно. Я очень давно ничего подобного не чувствовал.