Покончив с торжественными речами и, похоже, удовлетворившись произведенным эффектом, настоятель объявил будничным голосом:

— Вы пробудете здесь три дня, братья, и я уверен, что это время и это место запомнятся вам на всю жизнь, ибо нет во всём мире занятия восхитительнее, чем, отдавая самоё себя, славить лучезарный Свет Лиара.

И снова единодушные выдох согласия. Мейстер ласково потрепал меня по голове. Я внутренне сжалась, заставляя себя сохранять спокойствие.

— Если мы выкажем должное усердие и соблюдём все подобающие ритуалы, то Лиар, несомненно, снизойдет на помощь этому несчастному юноше. Ну, а теперь, братья, передохните с дороги. Я буду ожидать в трапезной. Служители Лит-ди-Лиара сопроводят вас по кельям!

Осенив всех на прощание кругом, мейстер ушёл, взметнув полами белый песок. К нам подошли худощавые мужчины в чёрных хитолях. У каждого из них на шее посверкивала авантюриновая капля, подвешенная на серебряной цепочке. Не проронив ни слова, служители монастыря жестами приказали двигаться за ними.

— Знаешь, что, братец, — прошипел Коннар, когда мы тронулись вслед за паломниками. — Ищи то, за чем пришел, и давай убираться отсюда. Я нутром чую, что тут не самое приятное место на этом свете, и буду гораздо спокойнее, когда мы выйдем за ворота!

***

Сиреневый дым, поднимавшийся от каменных чаш, разбивался об потолок из белого кварца. Просторный зал наполняло мерное гудение почти полусотни голосов. Сладковатый аромат курящихся листьев ливвы обволакивал лёгкие и заползал в голову, заставляя её тяжелеть и падать на грудь.

Я сидела на коленях, привалившись к стене и отчаянно борясь со сном. Ночь, проведённая в лагере паломников, выдалась не из спокойных. Мной овладела навязчивая идея, что я могу невзначай закричать во сне и отправить все наши труды к Хэллю. Это заставляло меня постоянно просыпаться в холодном поту и тревожно озираться по сторонам.

Мои страхи оказались напрасными. Даже если я и вскрикивала, это никого не разбудило.

Гул утих, сменившись мерным речитативом. Служители монастыря и уже знакомые паломники смешались, образовав людское озеро, чёрное от хитолей. Они тоже сидели на коленях, мерно раскачиваясь и повторяя то ли молитву, то ли хвалебную песнь, слова которой терялись, растворяясь в общем потоке. Мне тоже выдали хитоль, а Коннара заставили разоружиться и сдать меч. Мол, негоже в священном месте бряцать клинками, которые могут быть обагрены кровью. Помыслить о том, чтобы переодеваться при всех, было невозможно, и я укрылась в келье. Мейстер Генар рассудил, что нехорошо разлучать любящих братьев, и отвел нам с Коннаром одну келью на двоих. В глубине души я даже испытывала к нему некую благодарность: мысль об одиночестве в стенах монастыря отчего-то вселяла неподдельный ужас.