Наверное, так бы и случилось, если бы его рука не легла на авантюрин в каменном диске. Шомас вздрогнул всем телом и зачем-то навалился на него, воскликнув:

— Кажется, он поддаётся! Помогите мне! Похоже, тут какой-то замок!

Через несколько мгновений у стены образовалась бурлящая толпа из паломников, единодушно пытающихся сдвинуть камень с места. Сердце невольно кольнула жалость, и я, подхлестнув драконида, тоже положила ладонь на гладкую поверхность самоцвета, нагретую множеством рук. Толпа испустила дружный вздох, и внутри стены что-то щёлкнуло. Авантюриновый шар с натугой поддался, и тяжело, будто противясь, заскользил по кругу.

Под аккомпанемент протяжного скрипа каменную кладку прорезала зигзагообразная щель, как трещина во льду по весне. Вздрогнув, стена начала медленно разъезжаться на две части, щерившиеся острыми зубами выступов. Луч солнца, упавший на наши лица, осветил просторный внутренний двор, усыпанный светлым речным песком, и статую Лиара из белого мрамора. Лиар кутался в просторную мантию, ниспадающую глубокими складками, и улыбался так, будто говорил: "Забудьте обо всём плохом. Забудьте о проблемах, бедах и неурядицах. Я здесь, а это значит, что теперь вам предстоит вечно наслаждаться счастьем!"

Я замерла, глядя на статую, и вспомнила, что где-то впереди кроется то, за чем проделан такой долгий и опасный путь.

Вторая веха. Каменная флейта.

На мгновение мне показалось, что Камень в моей сумке стал очень горячим, и этот жар разлился по всему телу. Забыв обо всем, я рванулась вперёд, вслед за паломниками, которые вереницей потянулись через ворота.

Низкий голос Коннара грубо вернул меня с небес на землю.

— Не торопись, брат мой, — громко сказал он. Поглощённая мыслями, я не сразу поняла, к кому он обращается, а, вспомнив все, поспешно остановила драконида. Северянин неторопливо поравнялся со мной.

— Нас уже ждут, — спокойно сказал он, простирая перед собой руку. Тут же стало ясно, что под словом "нас" он имеет в виду всех присутствующих.

У пьедестала статуи Лиара стоял высокий мужчина в простой белой хитоли, подвязанной обычной пеньковой верёвкой. Его широкое лицо излучало тёплую отеческую любовь, а полные губы растягивались в ласковой улыбке. Эта была самая приветливая улыбка из тех, что мне когда-либо встречались. И самая фальшивая.

Всё портили прозрачно-серые глаза, колючими льдинками сияющие над линией губ. Они впивались в каждого и словно в одно мгновение перетряхивали всю подноготную, цепляясь то, что могло показаться подозрительным. В это мгновение я поняла, что все страшилки о Генаре, настоятеле Лит-ди-Лиара, поведанные рыжей служительницей из Корниэлля, не так уж сильно преувеличены.