– Ну, ладно… – Стреляный поднялся. – Мне пора.

– Погоди. Ведь мы же не договорили.

– О чём?

– О самом главном. Сядь! – Голос был у парня тихий, но властный. – Я из поселка Благие Намеренья. И намеренья у меня самые благие, – скаламбурил он, улыбаясь. – Слышал я: дочка твоя спит и во сне видит шкуру белой волчицы. Могу подарить. Видишь, какой я богатый купец. А у тебя товар. Уразумел? Рюрик сватается. Руку и сердце, можно сказать, просит. А я очень редко прошу. Так беру, без спросу.

Ничего особенного не произошло, но Иван Персияныч какое-то время сидел, точно обухом ушибленный. Потом, глядя под ноги, молча поднялся, быстро вышел вон – подальше от подобных женихов.

Язык мой – враг мой. Сожалел Ванюша Стреляный: всем подряд на тракте расхваливал свою Олеську. Но это ещё полбеды. Далёкими зимними вечерами зачем он сочинял ей сказки и обещал «хоть из-под земли достать шкуру белой волчицы»? Много лет миновало, забыл он о том несерьезном, мимоходом оброненном слове, а теперь, отдаляясь от чайной, Иван Персияныч уносил в душе предчувствие какой-то неминуемой беды.

Чудак Чистоплюйцев повстречался на тракте. В руке ведро позванивало.

– Прости, Ванюша. Я с пустым иду… Пересохли мои родники! Худо дело! – пожаловался чудак. – А дальше и того хужее будет, я так своим скудным умишком сужу. Не только родники пересыхают – душа и совесть!

– Люди заместо души – волчицу за пазухой носят, – начал Иван Персияныч рассказывать о происшествии в чайной.

Чудак нахмурился. Фамильный самородок за пазухой поправил (всегда носил под сердцем, но никому не показывал; если кто и видел, то случайно).

Вздохнув, он посоветовал старинному товарищу:

– Вам надо как можно скорее покинуть Чёртово Займище.

– Да мы уже раз уезжали. Не пожилось нам на стороне.

– Персияныч! Миленький! Я не могу тебе всего сказать! – признался Чистоплюйцев. – Но будущее может быть таким, какого ты даже и врагу не пожелаешь!

8

Избушка на Займище. Вечер. Тихо-тихо кругом. Только изредка погоныш на болоте голос подаёт. Запахи под вечер сгустились в тёплом воздухе – словно болотные духи в обнимку с духами лесными и озёрными в этот час колдуют и чаруют, наполняя душу той поэзией, которой, может статься, никогда и не было на свете. Но если есть в душе твоей любовь, так, значит, и поэзия с тобой…

Золотым пятном – внизу перед окном – подрагивал свет, смутно озаряя спутанные травы и цветы. И по этим травам, по цветам – оставляя тонкий след на свежих росах – проскользнула чья-то загадочная тень.

Тень затаилась у окна. Тень перестала дышать и двигаться.