Сердито фыркая, она тщательно обнюхала щенят, поддевая носом под брюхо, переворачивая малышей на спины. Среди пыльной тёплой шерсти отыскался едкий запах человека – тот же самый запах, который был неподалёку на земле.

Сильное сердце её отчаянно и больно бухнуло в груди. Волчица – двумя-тремя прыжками – выскочила на пригорок. Села, охватив хвостом большие испачканные грязью лапы. На вздохе, набирая побольше воздуху, вытянула морду вверх: неожиданно сильно и тонко исполнила «песню тревоги». Тугой серебристо-звенящей спиралью звук закружился в поднебесье и полетел, полетел, широко подхваченный эхом среди сосен, среди кедров, среди скал, нависающих над рекой.

Ворон осмелел, почуяв перемену в поведении хищника. Закосолапил к остывающему мясу, крыльями взмахнул и взгромоздился на сырой шматок. Ударил клювом и стал терзать, не обращая внимания на воющего зверя.

Она докричалась-таки до матерого. Еле слышный ответ получила из глубины далёкого распадка, укрытого вечерними туманами. Обернувшись, глухо рыкнула на ворона и принялась подтаскивать щенят к еде – хватала за холку, стараясь кожу не прокусить, тащила, напряжённо вытягивая голову.

Волк запалился, перепрыгивая через кусты, через камни, валежины, через мелкие овраги и ручьи – галопом летел на сильную «песню тревоги». Не часто он слышал такие щемящие ноты в голосе своей подруги. Этот голос – вой матёрой волчицы – всегда происходил и происходит на более высоких нотах, чем у него, у матёрого. Иногда в этом голосе может проскользнуть скулёж и даже взлаиваение. Но никогда ещё не было того, что матёрый услышал сегодня, сейчас… И когда он оказался возле логова – печальные сомненья подтвердились.

Глядя друг на друга, звери коротко посовещались, резко фыркая и приглушенно рыкая, и остервенело клацая зубами. Как не жалко было им, но всё-таки решили бросить рассекреченное логово, хорошее, уютное. Только нужно было присмотреть другое место, хотя бы временное, хоть бы до утра где-нибудь просидеть, а там уж видно будет. И опять они посовещались, куда лучше уйти…

А время шло. Вечерний синеватый сумрак стекал с небосвода на землю. Неожиданно разгулявшийся ветер гнал по-над болотом облака; зелёные дубравы наизнанку выворачивал на берегах Летунь-реки и зверей против шерсти поглаживал. Мир для них наполнился угрожающим скрипом, посвистами и шорохами. Волчьим сердцем овладело беспокойство, как всегда в шумливую погоду; хотелось убежать и спрятаться – повсюду в шуме чудилась опасность очередной охотничьей облавы.

Однако ветер выдохся, упал на дно речного, тальником забитого, оврага.