Боголюбов перебил его трескотню:

– А вы хоть знаете, что такое «бедлам»?

Водитель покосился на него.

– В каком это смысле?

– В прямом. Что это слово означает? Знаете?

– Ну, как не знать? Кавардак, ералаш, беспорядок и всё такое прочее…

– Так-то оно так, да не совсем. Бедлам – это название психиатрической больницы в Лондоне пятнадцатого века. Так что у вас тут, в Горелом Бору, свой настоящий Бедлам. И удивляться нечему. И давайте-ка немного помолчим. Мне нужно обдумать кое-что.

Шофёр, словно придавленный эрудицией пассажира, голову в плечи вобрал.

– Как скажете, доктор. Моё дело телячье. Или даже баранье: крути себе баранку и помалкивай.

Дорога, посыпанная щебнем, закончилась. Дальше – километров на пять – бездорожье растянулось и жидко расквасилось. И тут уже водителю в самом деле было не до разговоров: того и гляди, чтобы в яму не врюхаться по самую ноздрю.

Глядя на этот кисель, юный доктор, всё больше и больше мрачнея, вспоминал весёлые шуточки бывших своих однокурсников: «Динь-дон, динь-дон! Слышно там и тут! Нашего товарища на каторгу ведут!»

Места кругом действительно такие дикие – только тюрьму да каторгу устраивать.

Отвлекая себя от печальных раздумий, юный доктор вслух подумал:

– И что это такое – «Беломанка?

Шофёр посмотрел на него и плечами пожал:

– А я – хрен его знает… У меня – четыре узких класса и один широкий коридор.

* * *

Беломанка. Странное словечко. С ходу, поди, разгадай, что оно означает. Какая-то белая мания, или что-то наподобие того. Ещё вчера никто не знал такого слова, а теперь… В последнее время в здешних краях появилась новая болезнь: порушенное Беловодье манило к себе миражами во сне, наяву, травило душу сладостью воспоминаний и доводило мозг до белого накала. Беломанка становилась духовной эпидемией и начинала распространяться чуть ли не по ветру: всё новые и новые очаги поражения появлялись в разных городах и весях; и взрослые болели беломанкой, и детвора, и становилось это поветрие, по выраженью иных эскулапов, хуже раковой опухоли.

«Вот это сказочка о милой беловодской стороне! – подумал Боголюбов, когда впервой услышал про беломанку. – Вот это я приехал… к разбитому корыту. Ну что ж? Надо работать! Мы всё время жалуемся, что на нашу долю не осталось ничего героического – всё расхватали деды и отцы. А героика – вот она, за углом, за окном…»

– Приехали! – сказал водитель, отвлекая от раздумий.