– Уже? Вот хорошо.
Выйдя из машины, Болеслав Николаевич осмотрелся и первое, что он увидел – огромный плакат на тесовой крыше горестного дома:
ВОЗРОЖДЕНИЕ РОДНОГО БЕЛОВОДЬЯ – ДОЛГ ВСЯКОГО НЕНОРМАЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА!
У ворот стоял завхоз Ярыгин – мужик серьёзный, строгий, чуть ли не под козырёк встречающий новое начальство. Боголюбов только бровью шевельнул, а завхоз уж заметил его недовольство плакатом и подобострастно доложил, здороваясь:
– С утра приколотили, окаянные! И стремянку спрятали куда-то! Отвернёшься, глядь – уже нагрезили. Мы уберем, не волнуйтесь…
– Нагрезили? – заинтересовался Боголюбов. – А что это? Как это?
– Вроде, значит, хулиганят. Шалят.
– Нагрезили?.. Забавно. – Доктор улыбнулся и, уходя в кабинет, попросил: – А плакат пускай висит. Только ошибочку, пожалуйста, исправьте.
– Пускай висит? – Ярыгин от удивления глаза такие сделал – аж бровей не видно.
– Конечно, – снова улыбнулся доктор. – А как же без наглядной агитации? Отличный плакат. Его с перевала видать. Я ещё оттуда ошибку разглядел. А здесь – в упор – неужто не заметно?
Озадачил он завхоза, мужика здоровенного, но туповатого. Полчаса, наверное, бедняга с полуоткрытым ртом стоял посредине двора, букву за буквой проверял, задравши голову и машинально сглатывая редкие снежинки, летящие с небес. Ярыгин так и не смог найти описку: началась пурга, запеленавшая плакат большими «рваными бинтами», и завхоз махнул окоченелою рукой:
– Шибко грамотный, дак сам исправишь.
5
А теперь нужно вспомнить про чудака Чистоплюйцева, потому что скоро в палатах Горелого Бора появится некто, себя называющий «граф Чистоплюйцев». И в этой связи надо нам разобраться в родословной Чистоплюйцевых: откуда, когда и как они вообще появились на нашей беловодской стороне?
…Дело было давно. Очень даже давно. Петюню Чистоплюйцева собирались в рекруты забрить – в ту далёкую пору, когда службу тянули пожизненно. Хуже каторги такая лямка. Ладно – провинился бы Петюня, или по жеребьёвке досталось бы идти на службу, так нет: просто рожа Петюнина барину не приглянулась. (Зато старшая дочка его на Петюню засматривалась, вот и решил хозяин избавиться от бедняка-ухажёра).
Много слышал Петюня, давно помышлял о беловодской стороне, но идти на поиски – недоставало духу. А тут собрался – только подпоясался. Самородок сунул за пазуху – тот, что позднее станет фамильным самородком Чистоплюйцевых, – и убежал из деревни тайком по ночному тонюсенькому, рискованному рекоставу. Если бы кто и уследил – не осмелился бы гнаться по живому, под ногами дышащему льду…