Выражение его лица неуловимо изменилось.

– Очевидец истории, – повторил он мои слова, – наблюдающий за течением времени.

Он протянул руки, словно захотел обнять меня. Взгляд его был чист – ни тени былой злобы.

– Ты придал мне мужества, – сказал он.

– Могу я спросить для чего? – отозвался я.

– Для продолжения странствий, – ответил он и уронил руки.

Я кивнул. Что здесь добавишь?

– У тебя есть все, что нужно? – спросил я. – У меня в избытке золота Венеции и Флоренции. Ты знаешь, что деньги для меня ничто. С удовольствием поделюсь всем, что имею.

– И для меня ничто. Все, что мне нужно, я возьму у очередной жертвы – и кровь, и деньги.

– Да будет так, – ответил я, подразумевая, что ему пора уходить.

Но когда он, осознав смысл моей фразы, повернулся к выходу, я протянул руку и остановил его.

– Прости, что был холоден с тобой. Ведь мы вечные спутники во времени.

Мы крепко обнялись.

Я провел его вниз, к центральному входу, где, на мой вкус, слишком ярко светили факелы, и следил взглядом за его фигурой, пока она буквально не растворилась в темноте.

Через несколько секунд шаги его стихли.

Я мысленно поблагодарил его и надолго задумался. Я ненавидел Маэла. Я боялся его. Но когда-то я любил его, любил даже в смертной жизни, когда сам был пленником, а он – жрецом-друидом, обучавшим меня гимнам ради цели, которой я так и не понял.

Я любил его во время долгого переезда в Константинополь и, несомненно, любил, когда мы поселились в городе, где я передал им с Авикусом Зенобию и пожелал удачи.

Но сейчас я не хотел, чтобы он оставался рядом! Мне нужен был мой дом, мои дети, Амадео, Бьянка. Моя Венеция. Мой смертный мир.

Даже ради нескольких часов, проведенных в его обществе, я не мог рисковать спокойствием своего смертного дома. Больше всего мне хотелось скрыть от него мои тайны.

Но я рассеянно стоял под факелами и чувствовал, что душа не на месте.