Я вздрогнул, испытывая огромное облегчение. Видимо, появление Маэла еще больше сблизило меня с Амадео, позволив сделать очередной роковой шаг.

Факелы действовали мне на нервы.

– Идем в дом, – сказал я.

Мы вместе вошли в затененный коридор.

Винченцо, маячивший где-то поблизости, удалился.

Я наклонился поцеловать Амадео – жар его тела передался и мне.

– Мастер, дай мне Кровь, – прошептал он мне на ухо. – Мастер, расскажи мне, кто ты.

– Кто я, дитя мое? Иногда мне кажется, что и сам не знаю. А иногда думаю, что лучше и не знать. Занимайся, пока меня не будет. Ничего не упускай. И сам не заметишь, как я вернусь. Тогда обсудим наши тайны и Поцелуи Крови. А пока никому не рассказывай о наших отношениях.

– Я что, когда-то рассказывал?

Он поцеловал меня в щеку и теплой ладонью погладил по лицу, словно старался понять, насколько я перестал быть человеком.

Я прижался губами к его губам и передал ему в этом поцелуе струйку крови, ощутив, как он содрогнулся всем телом, после чего сразу же отстранился.

Амадео совершенно ослаб.

Я подозвал Винченцо, передал ему с рук на руки Амадео и вышел в ночь.

Я покинул великолепную Венецию, город сияющих дворцов, и направился в леденящее душу горное святилище. Я знал, что участь Амадео решена.

Глава 20

Глава 20

Не представляю, сколько я оставался с Теми, Кого Следует Оберегать. Неделю? Больше? Я вернулся в святилище и признался, что, к своему несказанному удивлению, произнес при смертном мальчике давно ставшие запретными слова: «Те, Кого Следует Оберегать». Я снова поведал им о своей страсти, о том, что хочу разделить с Амадео одиночество, хочу отдать ему все, что имею, все, чему могу научить.

Мучительные слова: «Все, что имею, все, чему могу научить!»

Какое дело Священным Прародителям до моих страданий? Никакого. Обрезая фитили ламп, наполняя сосуды маслом, зажигая яркие огни вокруг неизменно безмолвных фигур в египетских одеяниях, я продолжал молча нести свой крест.

Дважды я Огненным даром воспламенял длинный ряд из сотни длинных свечей. Дважды они угасали.